Золото

– Вульмин Дируния – очень длинно, а я всегда считала, что «Вульмин» звучит немного сурово. Поэтому сократила до Вульми. Так гораздо приятнее, да?

У меня вырывается смешок.

– Разве мятежники должны стремиться к тому, чтобы их название звучало приятнее?

Она пожимает плечами и дует на мыльный пузырь.

– Знаешь, ты не похожа на мятежницу, – говорю я.

Эмони улыбается.

– Из-за дружелюбного, задорного характера?

– Да. Остальные немного…

– Скучные.

Я смеюсь, проводя ладонью по одной из лент и ощущая ее шелковистость.

– Я хотела сказать: сдержанные.

– Мои родители были Вульми.

Я отмечаю, что она говорит в прошедшем времени, и задаюсь вопросом, имеет ли к этому отношение те публичные казни, о которых упоминала Эмони, но не хочу показаться излишне любопытной.

– Я здесь выросла, так что привыкла к ним, а они привыкли ко мне. Просто со мной намного веселее, потому что жизнь слишком коротка, чтобы не получать удовольствие, пока есть такая возможность, – бесхитростно рассказывает она, пока вокруг нее вьется пар. – Тебе повезло, что я здесь и стала тебе другом. Похоже, друг тебе не помешает.

– Правда?

Она кивает.

– Кажешься грустной. Даже когда улыбаешься.

Ох!

Как по заказу, сердце сжимается от свирепой боли.

– Я… скучаю по кое-кому, – признаюсь я, пытаясь не поддаваться эмоциями. – Я ищу его, а он ищет меня.

– Мне жаль.

– Ничего. Мы найдем друг друга.

Она набирает в ладонь воду и медленно выливает ее. В теплой купальне мое тело расслабилось, а от тихого ночного воздуха я стала сонной и задумчивой. Мне взгрустнулось, к тому же появилось время отдохнуть от людей, от странствия. А в тиши я всегда думаю о нем.

– Какой он? – спрашивает Эмони.

– Чудесный. Пылкий. И немного… испорченный, – ухмыльнувшись, говорю я.

– О, опасный мужчина. Мне тоже такие нравятся.

– Когда я впервые его увидела, его черная аура привела меня в ужас.

Эмони округляет глаза, и в них бурлит магма.

– Ты можешь видеть его ауру?

– Да, а он может видеть мою.

Она тоскливо вздыхает, и из ее руки вытекает вода.

– Немногим фейри это удается. Неудивительно, что вы так стремитесь вернуться друг к другу. Даже если он немного испорченный, как ты сказала.

Я улыбаюсь, но улыбка грустная от тоски и печали по Слейду.

– Я люблю его за эту испорченность, но у него золотое сердце, которое он показывает только мне.

– Думаю, ты всем даришь свое золотое сердце. Все же тобой очарованы. Ты буквально восприняла всю эту историю с позолоченной Терли, да? – показав на меня, добавляет она. – Вместо того, чтобы иметь при себе золото, ты сама из золота. Броско. Мне нравится.

Я смеюсь, а Эмони встает, ничуть не стесняясь своей наготы. Она вылезает из ванны и вытирается одним из полотенец, стопкой лежащих у стены.

– Пойдем. Завтра рано вставать, а нам лучше выспаться.

Я вожу ладонью по поверхности воды, не желая вылезать из теплой ванны.

– А здесь поспать нельзя?

Она ухмыляется, вытирая мокрые рыжие волосы, оранжевые кончики которых от воды кажутся темнее.

– А потом мне придется объяснять Вику, что я позволила нашей знаменитой Льяри утонуть посреди ночи, потому что она любила горячую воду? Нет уж, спасибо.

– Я не утону, – вяло возражаю я, потому что меня и правда клонит в сон.

Эмони одевается, ухмыляясь.

– Ты сделана из золота. Плавать-то вообще умеешь? Разве тебя не утянет на дно?

– Ха-ха.

Я вылезаю из воды, и Эмони кидает в меня полотенцем и стопкой одежды.

– Это мое, и одежда чистая. Я немного пониже тебя, и, к сожалению, у меня нет таких форм, но думаю, тебе подойдет.

– Спасибо. – С собой у меня только одно платье от Эстелии да та одежда, что была на мне, поэтому брюки и рубашка от Эмони очень даже пригодятся. Я быстро вытираюсь, выжимая воду из лент и волос.

– Так… что это за ткань приклеена к твоей спине? Историю о пташке с переломанными крыльями тоже восприняла так буквально? Очень драматично вышло.

Я усмехаюсь, глядя на нее через плечо, надеваю золотые манжеты, а потом через голову натягиваю коричневую рубашку.

– Они не приклеены.

– Странно, – смотря на них, говорит Эмони. А потом как будто спохватывается и спешно добавляет: – Я хотела сказать красиво. Очень красиво. И необычно.

Фыркнув, я натягиваю брюки и чистые толстые носки, а потом просовываю ноги в сапоги. Ленты спускаются ниже кромки рубашки. Им нужно больше времени, чтобы высохнуть, но я обматываю их вокруг талии поясом, чтобы они не испачкались.

– Готова.

Она собирает нашу одежду.

– Утром ее постираю.

– Это необязательно. Я могу…

– Будем заниматься этим по очереди, – заверяет она.

Мы возвращаемся к дому, и я плавлю ремень, держа на ладони податливый металл. После нескольких попыток у меня получается превратить его в расческу. Она простая, но пригодная, и я не могу сдержать улыбку оттого, что намного лучше получается использовать свою силу. Напевая себе под нос, я начинаю расчесывать волосы.

Эмони восторженно щебечет:

– А вот это и правда впечатляет.

Я протягиваю ей расческу, и она со вздохом проводит ею по своим коротким волосам, кончики которых вскоре снова начинают завиваться. Эмони возвращает расческу, и я снова ее расплавляю, а золото собирается под лентами поясом вокруг талии.