Золото

– Сначала царь погиб в бою. Его положили в золотой саркофаг, в гробницу. Потом пришла она… возлюбленная. Она… не была женой царя. Во сне она сказала мне: знаешь, я ведь не была его женой, мы не были повенчаны по нашему обряду. И все имущество царя не принадлежало мне; и все его лошади, коровы, ослы и волы не принадлежали мне. И все его дворцы; и все его слуги и подданные; и все его войска, башни, крепостные стены, города и все люди в городах не принадлежали мне. Мне принадлежали только те драгоценности, что дарил мне царь, и те расшитые ткани, что он мне дарил. И я сказала ей во сне: ты сильно любила его?.. И она ответила мне: я любила его больше жизни.

Дроветти вежливо помолчал. Потом облизнул пересохшие губы.

– И… что?..

Жизель улыбнулась. Когда она улыбнулась, карлик улыбнулся тоже.

– Она захотела уйти из жизни вслед за ним. Она захотела убить себя. Прийти и убить себя. Она думала так: вот, я приду ко льву, и лев меня загрызет. У нее был ручной лев, царь его привез ей львенком, из Нубии. У меня тоже был львенок, как это ни странно; Кирилл привез мне его… черт знает откуда… Мы отдали его в зоопарк, когда он подрос, он чуть не откусил мне руку… – Она подняла руку. Белые точки маленьких шрамов виднелись чуть выше запястья. – Да, царица, что не была женой царя, захотела убить себя. И пришла к нему в гробницу. И молилась. И жгла факел. Но… не смогла.

– Вы… видели это во сне?.. – осторожно спросил Дроветти. Не хватало ему иметь дело с полоумной.

Слепая улыбнулась; смешной человек, они все не верят ей. Кирилл тоже не верит. Она говорила Кириллу про свои сны. Он утешающе погладил ее по плечу и шепнул: «Деточка, ты слишком поздно ложишься спать. Карлик зря читает тебе на ночь Карлоса Кастанеду. Пусть почитает тебе лучше сказку про Василису Прекрасную. Или про Морозко. Это успокаивает». Никто не верит… никто.

– Да. Я все вижу. Я вижу, Дроветти, что через месяц вы заболеете дифтерией. Вы никогда не болели дифтерией?..

– Никогда. – Он изумленно посмотрел на нее. – Нет, никогда.

– В Москве люди заболевают дифтерией, сейчас в России много забытых болезней; наступает новое средневековье, и не исключено, что вслед за уже обычной холерой, вспыхивающей там и тут, то на юге, то на севере, придет и страшная чума. Пир во время чумы, не правда ли, это очень изысканно?.. на этом пиру, знаете, угощают, а в бок вонзают нож из-под полы, смеются, поют песни под гитары – и убивают пулей в лоб… или сыплют яд в вино, на выбор…

Она положила ладонь на глаза. На широко открытые глаза. Дроветти вдруг почувствовал, что все, что она говорит, – правда.

– Я верю вам, Жизель, – сказал он хрипло. – Вы не досказали. Почему тех, у кого окажется маска, будут преследовать несчастья?..

– Потому что тот человек, у которого оказалась женская маска, поплыл с нею из Анатолии на Север, на кораблях, и его убили. Его убили из-за золота. Из-за маски. Его убил мужчина, он прельстился маской и захотел подарить ее своей женщине. Ее звали Бьянка, она была… – Жизель поймала ртом воздух, будто задыхалась, – итальянка. Она жила в генуэзской колонии, в Крыму, там, где теперь Судак. Это было пятьсот лет назад… да, пятьсот… совсем недавно… Бьянка повесила маску над кроватью, рядом с распятьем… У Бьянки был еще любовник… Он из-за золота убил их обоих, кинжалом… Я видела, они оба лежали на кровати, их руки свешивались с кровати, они истекали кровью… а тот человек, ее любовник, он смеялся…

Дроветти покрылся холодным потом.

– И что было потом… с маской?.. Вы что, проследили в снах весь ее путь по земле?..

– Не весь, – жалобно и смущенно Жизель поглядела на него. – Не весь, господин Дроветти. Пир во время чумы, московская роскошь, потрясающее богатство рядом с ужасающей нищетой, производство падает, иностранные банки наращивают капитал, строят билдинги и харчевни, выселяют из коммуналок… открывают телекомпании и радиостанции… мечут бисер перед свиньями… скоро вынесут на Красную площадь столы, и накроют их, и уставят блинами с икрой, ананасами в шампанском, золотыми самоварами и зелеными бутылями водки… и будут пить, пить, гулять, пировать… чума отдельно, пир отдельно… и тамада – мой Козаченко… А золотая царица глядит, глядит на все слепыми глазами… глядит и все видит, и улыбается…

У Дроветти шел мороз по коже. На миг ему показалось – лицо слепой стало все золотое, светящееся.

– Так почему же вы хотите купить маску?! – выкрикнул он. Карлик вздрогнул и подобрался, как собака для прыжка. – Почему вы хотите навлечь на свою голову несчастье?!.. может быть, гибель… ведь вы же сами говорите…

– Потому что я не хочу жить, – сказала она просто, и ее светящиеся, будто фосфорные, глаза мгновенно наполнились слезами.