Золото

– Я научила тебя пользоваться заварным чайником, Джек Аргалл. Из всех моих достижений это самое главное.

Джек пытливо посмотрел на жену.

– Ты в порядке?

– Волнуюсь. Думаю, что смогу одолеть ее.

– И я так думаю. Только не поступай так, как я в Пекине.

Кейт улыбнулась и взяла Джека за руку.

– Теперь все иначе. Софи поправляется.

– Да, – согласился с ней Джек и устремил взгляд на свои пальцы, сплетенные с пальцами Кейт.

В первом пекинском заезде ему пришлось соревноваться с французом – он так и не узнал его имени. На старте Джек пожал ему руку и решил испробовать на сопернике свой французский – ради укрепления международных связей.

– Бонжур, дружище, – сказал Джек.

Француз улыбнулся, но было видно, что он страшно напуган. Джеку стало жаль парня: угораздило же сразу соревноваться с самим Джеком Аргаллом.

Потрясающий велодром в Пекине был набит битком. Двадцать тысяч зрителей – мужчины, женщины, дети – заполонили трибуны, и половина из них была с фотоаппаратами. Близилось время старта. Вспышки фотокамер засверкали, словно души спасенных; вскоре это были уже не отдельные яркие точки, а светящаяся паутина, мерцающая и пульсирующая на поверхности трибун. Казалось, из глубины океана всплывает некое огромное существо, и эти искры – его предвестники. А какой рев издавала толпа – колоссальный! Даже Джека напугал этот рев. В его шлем были вмонтированы наушники, а в кармане на рукаве гоночного комбинезона лежал айпод. Гремела шотландская народная «Битва при Килликрэнки» в исполнении волынщиков, которой, по идее, должен был устрашиться сам дьявол, но и она не могла заглушить гул толпы. Вся поверхность трека дрожала; гул передавался раме велосипеда, а от нее – жесткому седлу из углеродного волокна. Легкие Джека вибрировали; зубы зудели так, словно ловили радиоволны. Атмосфера резала нервы, отделяла их от скелета.

Вдоль трека повсюду были расставлены телекамеры. Одна из них висела на спиральном тросе всего в футе от лица Джека, словно гигантская черная оса. Она передавала изображение на огромный двадцатиметровый экран, повисший в центре велодрома. Шлем Джека был снабжен голубым посеребренным визором, опущенным ниже кончика носа, так что для зрителей он выглядел как судья Дредд. Это им нравилось, и они кричали и топали, топали и кричали. Гигантский велодром сотрясался от этого грохота.

Джек скосил глаза туда, где в технической зоне расположилась группа поддержки британской команды. Тренер жестами призывал его к спокойствию, призывал сосредоточиться на обратном отсчете, не заигрывать с болельщиками. Ну и, ясное дело, Джек тут же поднял руки высоко над головой и стал хлопать в такт музыке, звучавшей в наушниках. Толпа на трибунах взревела; зрители стали хлопать вместе с Джеком. Двадцать тысяч человек со всех уголков Земли отбивали ритм «Битвы при Килликрэнки». На миг можно было забыть о том, что в пяти тысячах миль отсюда в маленькой палате лежала Софи и ей начинали делать химиотерапию.

Джек играл с толпой болельщиков и улыбался. Он смотрел на громадный экран и видел себя, хлопающего в ладоши. Изображение демонстрировалось в замедленном режиме. Всякий раз, когда он смыкал ладони, мышцы у него напрягались с такой силой, словно под кожей находился пришелец, жаждущий прорваться наружу. «Господи, – подумал Джек, – я и вправду немыслимо силен». Телекамера снова подплыла к его лицу, и он, не раздумывая, прокричал:

– Это для тебя! Выздоравливай скорее, Софи!