Золото абвера

— Ты отмочил бы себе лучше мозги в марганцовке — дятел! Хоть бы чуть — чуть они у тебя, шевелиться начали. Это же надо придумать, такую хренотень!? — Сказал Виталий, выходя из себя.

Нащупав в друзьях слабое звено, девочки стали шептаться.

— Слышишь Керстин, о чем они там говорят, — спросила Мануэла, надеясь на познания сестрой русского языка.

— Я так поняла, они что-то от нас хотят, — ответила Керстин, кузине.

— Наверное, хотят затащить в постель, — ответила Мануэла и засмеялась. — Я бы с Витом покувыркалась бы. У него такие чувственные губы, — сказала немка, продолжая смеяться.

— А, Серж он другой. Я чувствую, он такой добрый и ласковый как медвежонок, — сказала Керстин.

— Ага, медвежонок — русский медведь он. Они Керстин, все одинаковы, что эти русские, что наши придурки. Все хотят одного — напиться пива и обоссать все цветы на лужайке перед домом.

— Ты, намекаешь на Питера, — спросила Керстин, и засмеялась, вспоминая, как кузину после вечеринки привез на мотоцикле ее друг Питер. Не удержавшись, он просунул свой «кран» через забор и стал поливать розы, которые садила мама Мануэлы.

— Да, он придурок. Эти русские хоть пива не пьют столько сколько наши, — сказала Мануэла.

— Поживем — увидим, — сказала Керстин. — Мне Серж очень понравился. Жаль, что он уедет в потом Россию.

— А кто мешает тебе с ним в Россию ехать? Сейчас же другие времена.

Совсем незаметно компания оказались в сквере, который находился в самом центре города.

На улицах провинциального Цоссена, было пустынно и тихо. На елке стоящей посреди сквера одиноко горели гирлянды. Городские фонари на ратушной площади, освещали почти по-ловину города. Возле каждого дома, на пока еще зеленых лужайках, росли голубые ели, украшенные новогодними лампочками.

Первый снег этой зимы стал опускаться на головы тяжелыми махровыми хлопьями. Пришло время расставания, но пацанам так не хотелось возвращаться в городок. Девчонки, припорошенные снегом, смотрели на них совсем другими глазами, чем это было утром. Им тоже не хотелось расставаться, но их традиции и требование законов не давали выбора.

Поцеловав напоследок своих кавалеров, девчонки, скрылись в тихих переулках родного города, оставляя на снегу первые следы.

Ребята, окрыленные неожиданным свиданием, не спеша побрели домой с каким-то странным чувством, которое появилось там, где билось сердце.

— Слушай Серый, а на хрена вот это вот всё, — сказал Виталий, выходя из любовного ступора.

— Что именно?

— А вот это вот всё — Германия, Россия, Америка, капитализм, социализм. Неужели нельзя просто любить? Мы немок, они нас. Неужели нельзя просто так встречаться, иметь семьи и быть одним народом на всей этой Земле. Чтобы не было войн. Чтобы всем всего хватало?

— Ты что влюбился? — спросил Сергей.

— Причем тут влюбился? Ты дурак, если не понимаешь. Русские через пару лет уйдут из Германии. Сюда придут натовцы, американцы. Займут эти наши гарнизоны и направят свои Першинги на Россию. И польется Серый, по всему миру кровушка и нам придется барахтаться в ней до самого горла, — сказал Виталик, и глубоко вздохнул.

* * *

Вечером того же дня, пацаны обещали вновь вернуться к новым подругам. Решено было вместе встретить Новый год в квартире Виталика. Немки своей непосредственностью и какой-то простотой в делах амурных открыли русским глаза насовсем иной мир. Это было самое первое, самое незабываемое и нежное чувство, которое обычно сохраняется до самого конца жизни. То чувство, которое пройдет через всю жизнь и даже в старости, заставит сердце биться в воспоми-наниях прошедшей юности.