Золото апачей (ЛП)

   - Канопус, - поправил его профессор. - Послушай, Джедедайя, сколько раз я учил тебя правильно произносить это название?

   - Ну, пусть будет Канопус. Так вот, знаешь ли ты, Герберт, что Канопус в десять тысяч раз больше нашего Солнца? А кроме нее, есть еще Ригель, Альдебаран, Сириус, Собачья звезда, Антарес, Арктур и многие другие, больше, чем ты можешь себе вообразить. И если бы все эти звезды вдруг разом оказались у нас над головой, я даже не обратил бы внимания на наше Солнце, словно бы его и вообще нет. Это напоминает мне о том случае, когда мы с профессором были в Нью-Йорке. Я стоял на Пятой авеню, а мимо меня в колясках проезжали богатые, гордые женщины, и они всегда смотрели прямо перед собой. Они не обращали ни малейшего внимания на Джедедайю Симпсона из Лексин'тона, К-и, стоявшего на тротуаре, словно его вообще не существовало.

   Когда профессор рассказал мне, на каком маленьком шарике я живу, в то время как считал, что живу на прекрасной планете, которая больше звезд, я чуть не сошел с ума. Они не замечают нас, Герберт, или же смеются над нами, и я отчетливо слышу, как прямо сейчас одна из них, большая, красивая звезда говорит другой: "Скажи, ты видишь вон тот маленький, смешной, слабенький комочек света в самом низу, в уголке, в темноте, который пытается притворяться настоящим солнцем?" "Да, - отвечает та, - я заметила этот туслый объект примерно миллион лет назад, и думала, что с тех пор он совсем угас. И он еще смеет называть себя солнцем? Когда я вижу его, то вспоминаю басню о лягушке, которая хотела стать волом; она пыхтела и надувалась, пыхтела и надувалась, пока не лопнула". После этого они хохочут так, что просто помирают со смеху.

   - Ты до сих пор так думаешь, Джед? - с сочувствием спросил Герберт.

   - Нет. Я бродил словно в тумане несколько дней, а потом наступило облегчение. В то время мы с профессором были в Нью-Йорке, и профессор повел меня послушать, как какой-то поляк играет на пианино, зная, что мне это нравится. Не спрашивай меня, как его зовут; просто возьми большое количество к, ц, з, сложи в сумку, хорошенько встряхни, а потом вывали на пол. Как они упадут, таким и будет его имя. Но, Герберт, как он играл! Я даже не думал, что такое может быть. Он начал нажимать на клавиши очень медленно, а потом все быстрее и быстрее, и вдруг внезапно остановился; звук был едва слышен, словно писк ребенка, но он становился все громче, все сильнее, пока не проникал в самое сердце. Я совершенно забыл и о пианисте с чудным именем, в котором присутствовал весь алфавит, и о профессоре, и о зале, и обо всех, кто в нем находился; я увидел своего отца, умершего двадцать лет тому назад, и свою мать, молодую женщину с добрым лицом и улыбающимися глазами, склоняющуюся надо мной; и всех мальчишек, с которыми я играл, сам будучи мальчишкой, и зеленую траву на поляне, зеленей зеленого, и речку, через которую мы плавали, - самую прекрасную речку на свете, - и ее берега, на которых раскинулись сады с яблонями и красными яблоками на них, и персики, подставляющие свои бока солнцу; и когда я увидел все это, на глазах моих выступили слезы, чего раньше никогда не случалось, и профессор не ругал меня за это, потому что это были непритворные слезы.

   А когда мы вышли из зала, я сказал профессору: "Профессор, вам больше не нужно рассказывать мне о Канапе, и Ригеле, и всех прочих огромных солнцах. Меня это больше не интересует. Думаю, важно не то, чем мы могли бы быть, важно то, что мы есть. Я был создан, чтобы жить на нашей маленькой планете, и она вполне меня устраивает. На ней есть прекрасные большие моря, и целые континенты, например, Северная Америка и Европа, стоят всех других, вместе взятых, а еще есть множество островов, больших и малых, и еще полно других, любопытных и интересных вещей.

   Мне нравится, как сказал один парень из Теннеси, что его штат лучше всех других штатов, а его страна лучше всех других стран, его округ лучше всех других округов, его город лучше всех других городов, а та сторона улицы, где он живет, лучше стороны напротив. Это - мое. Эта земля - наша. Мне на ней нравится; она подходит мне как никакая другая, и я рассчитываю провести на ней как можно больше времени. Старина Канапе может надуться, как лягушка, а все эти большие звезды могут шутить и смеяться, как им вздумается; я их не слышу. Я люблю нашу землю, она красотка, а центром ее является Лексин'тон, К-и, как вы это сможете увидеть, поднявшись к звездам, потому что и земля и небо простираются от него на равные расстояния во все стороны. И я люблю нашу систему, включающую нашу землю и еще пять планет, которые я вижу собственными глазами, а еще те, которые не вижу, Нептун и Уран, но это все равно. Да, сэр, я горжусь стариной Юпитером, таким большим и величественным, а еще Сатурном с его ошейником, и Венерой и Марсом, потому что они яркие и веселые, и Меркурием, потому что он маленький и нахальный. Это милая маленькая кучка планет, которая нравится мне гораздо больше любой другой, будь она хоть в тысячу, хоть в десять тысяч раз больше.