Золото Арктики [litres]

– Взяв бы я бандуру, та й заграв що знав.
Через ту бандуру бандурыстом став.
А всэ черэз очи, колы б я их мав.
За ти кари очи душу бы виддав.
Марусыно сэрце, пожалий мене.
Визьмы мое сэрце, дай мени твое.
Дэ Крым за горамы, дэ сонэчко сяе,
Там твоя голубка з жалю умырае.
Взяв бы я бандуру, та й заграв, що знав.
Через ту бандуру, бандурыстом став.

– Шо за писня, деда?! – спрашивает Миколка, надевая на мокрое тело бешмет и шаровары.

– Старинная, Миколушка, казачья, – отвечает дед Трохим. – Дед мой спивал, балакал, шо в запорожской вольнице песня эта родилась. Предки наши Крым воевали, татар да турков били. У одного казака жинка молода у хате залышалась. Ждала, стало быть, его. А вин сгинул на войне той.

– Деда, – вновь спрашивает Миколка. – А наши предки Крым-то взяли?

Дед Трохим ничего не ответил, молча поднялся и пошел себе. Миколка вслед ему кричит:

– Деда! Деда!

А тот знай себе идет, не оборачиваясь.

– Деда!

– Микола! – прозвучало откуда-то издалека. – Микола, проснись!

Билый открыл глаза. Темно. Сразу и не понял, в чем дело. В плечо его толкает кто.

– Слышь, Микола!

Билый поправил съехавшую на глаза шапку. Суздалев негромко кричал ему почти в самое ухо.

– Что случилось? – спросил казак.

– Это ты у меня спрашиваешь? – ответил граф. – Ты сейчас кричал, деда своего звал.

– Ааа, – протянул Микола. – Дед не мой, наш, станичный. Сон мне снился. Картинки из детства. Мы на речке почти все лето пропадали на купалке или рыбалке. Халабуды строили, ивняком покрывали. Бабуля, бывало, на обед зовет: «А ну вылазьте, бисовы душы, з рички, бо вэрба в гузни выростэ!»

– Так ты кричал «Деда!», – поправил односум.

– И дед мне приснился. Песню пел добрую.

– Ясно. А я-то думал, что кошмары тебе снятся.

– Слушай, Ваня, – негромко произнес Билый.

– Что? – на понял Суздалев.

– Тише стало вроде. Хотя и темно еще, – Микола осмотрелся. – Снег больше не проникает внутрь.

Суздалев посмотрел по сторонам, наверх, откуда не так давно обильно стекали ручейки снега. Подставил для верности ладонь. Покрутил ею.

– А ведь и впрямь, не просачивается снег-то. Неужто стихло?

– Нет, Ваня, – отрицательно завертел головой казак. – Это может означать лишь одно. Нас укрыло снежным одеялом. А толщину его мы сможем определить лишь утром, когда из нашего укрытия выбираться будем.

– Почему утром? – переспросил граф.

– Помнишь, профессор напутствовал нас на корабле перед выгрузкой на лед?

– Ну!

– Вспомни, он говорил, что бураны здесь сильные, но обычно к утру полностью стихают.

– И что, ты предлагаешь ждать утра? А если нас занесет так, что откопаться не сможем?

– Сможем, – утвердительно сказал Билый. – Снег хоть и плотный, но легкий, потому что свежий, не лежалый. Откопаться будет не трудно. Нужно будет сначала одну из собак наружу выпустить. А там уже и сами. А сейчас давай-ка постараемся заснуть, друже. Силы нужны.

– Не спится что-то, – отозвался Суздалев, потирая слегка побелевшие щеки. – Да и вообще, может, уже утро! Поди разберись здесь. Не понять ничего.

– Нет, Ваня, не утро, – заверил друга казак. – Снег, особенно свежий, молодой, несмотря на то что его много нанесло, структура довольно мягкая. Значит, свет пропускать способность имеет довольно хорошую. Ты видишь свет?!

– А, – отмахнулся граф. – Здесь и днем света белого не видать порой.

– Да и собаки, односум, ведут себя довольно тихо, значит, не время бодрости для них, – добавил Микола. – Стало быть, до утра еще порядком.

– Как скажешь, – согласился Иван и вдруг, будто вспомнив важное, спросил: – Слушай, Микола, а сегодня день недели какой?

– Вот те раз, ваше сиятельство, – удивленно произнес Билый. – Неужто запамятовали?! В пятницу утром мы с корабля сгрузились, почти весь день шли по маршруту, по своему лучу, затем этот буран; значит, сегодня суббота.

– Вот, друже, – сказал Суздалев. – Люди добрые уж от заутрени домой возвратились поди, потрапезничали, на солнышке греются, девок щипают за места мягкие, наливочкой балуются, а здесь хоть умри. Кроме этих, как их… моржей да мишек белых, готовых тебя сожрать каждый миг, нэма никаго.

Иван нарочито сделал акцент именно на два последних слова.

– Эх ты, «нэма никаго», – усмехнулся Микола, слегка стукнув по шапке друга. – Кто меня сам в эту экспедицию затащил, а?! Да еще, оказалось, и обманным путем, можно сказать, в корыстных своих целях!

– Да ладно, Микола, – слегка толкнув в плечо казака, произнес Иван. – Я ж о нас с тобой думал. Вроде как заботу проявил.

– Ах, его сиятельство заботу проявили, – шутливо отозвался Билый, толкнув в ответ графа. – Да еще и толкаться удумали?! Ну, держись!

– Так и я в долгу не останусь!

– На то и расчет был, – сдвинув шапку назад, весело крикнул Микола и снова толкнул Суздалева в бок.