Золото Арктики [litres]

Пес рванул с места. Казак не спеша направился следом, помахивая багром, готовый в случае опасности сделать рывок в сторону и уйти с линии огня. Однако сердце подсказывало, что никого в легких санях нет.

Ошибся частично.

Малахай привел упряжку к нему. Да и собаки сами обрадовались, завидя человека. Некоторые были знакомы – из тех, что покупали сами. Отощали, дышали тяжело, поднимая ребристые бока. Тут же повались в сугроб, когда Билый отдал команду.

В упряжке был человек.

Застывший уже. Лежал на животе в неестественной позе. Спина вся порвана, в глубоких ранах от когтей. По краям уже инеем покрылась. Билый посмотрел на синюшный череп. Снег слегка припорошил остатки волос. С рваного уха свисало разбитое пенсне.

– Вот и встретились, Малиновский. Эко тебе досталось.

Неизвестно, что было у поляков. Получилось сопротивляться? Или медведь напал неожиданно? Видно, творилось что-то ужасное, раз раненый капитан один. Случайно или, получив рану, попытался сразу в упряжке удрать, бросив подчиненных? Свою верную команду. А собаки только и рады были рвануть с места. Интересно, долго блуждали?

Билый посмотрел на отощавших псов. Потом с трудом начал отрывать от шкур заледеневшее тело, переворачивая Малиновского. Тело глухо упало на мерзлый наст. Казак принялся за обыск. Достал револьвер из кобуры. Проверил барабан. Все патроны целы. Даже выстрелить не успел. Принялся рыться в карманах.

Сзади раздался хруст снега. Билый повернулся. Суздалев приближался к упряжке, мало удивляясь происходящему. Кивая на бумажный сверток в руках односума, он спросил:

– Что? Книгу мою нашел? Не сильно похожа.

Микола усмехнулся и принялся разворачивать находку.

Глава 32

Искушение.

Вот, что было в свертке.

Они снова сидели возле очага, зябко кутаясь в шкуры. Сытые собаки лежали вокруг и лениво грызли кости.

Односумы молчали.

Билый молчал, смотрел в костер. Подкидывал мелкие щепки – как нашел свой нож, редко из руки выпускал. Думал, потерял навсегда. С любимым оружием расставаться нелегко. Что старосте в деревне поморов на память подарил, тоже хорош был. Но тот был новый, купленный в лавке на базаре еще в столице. Этот же проверенный, не один раз выручал в боевых вылазках. В руке лежал как влитой. Такой потерять – что односума в бою.

Суздалев забавлялся, отщелкивал барабан револьвера, вставлял на место, крутил ребристые грани.

В свертке была подробная карта места, где находился второй лагерь потерпевших крушение. Как выяснилось по заметкам на полях карты, лагерь команды полковника Янковского.

Искушение. Лихой поворот судьбы. Будто не наяву все. И как теперь быть? Все козыри на руках. Вот оно. То, ради чего они и зашли так далеко. Почти на край земли.

Руки Билого замерли. Ваня спросил, громко защелкивая барабан:

– И что мы будем делать?

– Ты мне скажи, – хмыкнул казак.

– Опять я?!

– Твоя же месть! Ты все это придумал!

– Я, – вздохнув, признался граф. Глупо было отрицать очевидное. Перед глазами встало улыбающееся лицо Лизоньки. Ведь мог быть счастлив. Сейчас бы жил совсем по-другому. Может, и Микола бы не рядом в снегу лежал, а приезжал бы со своим семейством в гости, в имение под Воронеж. Сидели бы у большого самовара, ели бы вишневое варенье с любимыми бубликами казака. Детишки бы бегали в саду. Много. Гоняясь друг за другом и заливаясь в озорном смехе. Если бы…

– Я ведь простил его… Почти. Зачем мне это испытание? Для чего ты послал мне эти терзания, Господи?

– Пути Господни неисповедимы. Это так. Но ты, Ваня, свое желание с волей Господа не равняй. Господь тут ни при чем. Он есть любовь без конца и края. А тебя месть глодала, как вон Малахай ту кость. Вот и преподнес невзначай Господь тебе выбор. Здесь уже сам решай.

– Может, не случайно все? И карта, и револьвер? Может, так хочет Всевышний? Искушение посылает.

Билый покрутил головой.

– Скорее другое: испытывает нас. Дает право выбора, как любому человеку. Господь никогда не искушает, это анчибел делает.

– Пусть и анчибел этот самый. Нелегко, – признался Суздалев. – Душу чувство на части рвет, Микола. Прости. Знаю – осудишь. Но я не могу по-другому. Знаю, падший я человек. Должен сделать я задуманное.

– Должен?

– Должен, Микола. Вину всю на себя возьму. Доставишь?

– Доставлю, – сказал Билый, кивнув. – Но послушай, друже. Если полковник будет в лагере не один? Что тогда? – Казак прищурил глаз. Почему-то предвиделось, что так просто всё не произойдет. И что милосерднее? Оставить всех во льдах или резать? Всех резать. Понимает ли это Ванятка? Это же грех ляжет на душу навсегда. И как с такой тяжестью потом жить?

Но неожиданно Суздалев сказал:

– Тогда пулю ему, пулю себе, а ты уцелевших домой верни. К семьям.