Александр Савельевич Левитин, первый секретарь Севастопольского горкома партии, был недавно арестован. Трубин, как и Шаткин, присутствовал на IV городской отчетно-выборной партконференции, «разоблачившей» деятельность Александра Савельевича. Председатель Крымского ЦИК Чагар в своем докладе сообщил, что «троцкистский двурушник, враг народа Левитин снят с должности и арестован за потерю большевистской бдительности, политическую слепоту и отрыв от партийных масс». Делегат Морского завода Маслов объявил о разжигании бандитом Левитиным антагонизма среди рабочих. Уважаемая в городе женщина, директор школы № 16 Бондаренко, потребовала организовать работу по разоблачению троцкистов в народном образовании. На этой же конференции начались нападки на начальника особого отдела Бирна. Его обвиняли в том, что он взял под защиту секретаря партийной организации суда и прокуратуры Севастополя Полеухина, вместе с Войтеко делавшего попытки остановить вал огульных обвинений.
– За Левитина, как ты помнишь, никто не заступился, – сказал Василий. – Это ли не доказательство его вины?
– Это доказательство трусости, – вздохнул Михаил, кивая на портрет Сталина. – Как думаешь, знает ли он обо всем этом?
Трубин не ответил. Это был единственный разговор между ними, во время которого Шаткин назвал опальную фамилию. Василий подробно пересказал его Кононенко.
Тот сразу же выложил два чистых листа.
– Пишите.
Трубин закусил губу. Изложение мыслей на бумаге всегда давалось ему с трудом.
– Не могу. Не знаю, как начать.
Кононенко понимающе хмыкнул:
– Я продиктую. Пишите. «На праздновании Первого мая ко мне подошел Шаткин. Высказав свое недовольство по поводу ареста врага народа Левитина, он критиковал линию ЦК ВКП(б), говорил, что предстоит серьезная работа и для этой работы нужны кадры, которые необходимо собирать, сохранять и объединять около себя. Шаткин также заявлял, что Сталин создал в стране и партии невыносимый режим, что именно этим режимом Сталин противопоставил себе мыслящую часть партии. По мнению Шаткина, положение в стране настолько напряженно, что нам, людям, понимающим всю гибельность политики Сталина, нельзя оставаться безучастными зрителями». Написали? Теперь поставьте число, дату, подпись.
Трубин послушно исполнил его приказание. Поправив ремень, довольный Кононенко встал с дивана:
– А теперь мне пора. Благодарю за своевременно предоставленные сведения. – Он взял под козырек.