Золото Джавад-хана

Выстроившись в каре, под прикрытием пушек отряд продолжил медленное продвижение к теснинам Аскаранского ущелья…

— Полюбуйтесь-ка, Петр Степанович.

С очередной возвышенности, на которую поднялись передовые шеренги гренадер, открылся такой вид, что полковник посчитал не лишним протянуть майору Котляревскому подзорную трубу. Впрочем, и невооруженным глазом вполне можно было разобраться, что все открытое пространство впереди заполнено персидскими войсками: бесчисленные пестрые шатры, пехота, конница и, по меньшей мере, две тяжелых батареи.

— Значит, Аскаран уже действительно пал…

Офицерам было известно, что несколько далее по ущелью единственную дорогу перегораживает Аскаранский замок. Укрепления его расположены по обеим сторонам реки Аскаран и состоят из каменных башен, связанных между собой высокими стенами — даже в русле реки возвышаются две башни. Скалистые берега ее так круты и обрывисты, что обойти по ним замок нет ни малейшей возможности.

Таким образом, путь на Шушу оказался окончательно отрезан персами. Можно было продолжить движение и с боями через какое-то время добраться до замка. Но тогда неприятель, конечно же, преградил бы русскому отряду обратный выход из ущелья и тем самым надежно захлопнул ловушку.

Оставалось одно — без промедления заняться подготовкой к обороне.

— Здесь не самое лучшее место для оборудования позиции, — заметил майор Котляревский, оглядывая густой кустарник, подходящий вплотную к шеренгам пехоты, а также череду сухих оврагов, которые непременно позволят противнику незамеченным собрать силы на расстоянии ружейного выстрела.

— Да, надо было бы поискать что-то более подходящее… — согласился Карягин: — Что скажете, уважаемый юзбаши?

Полковник обернулся к проводнику, который почти безотлучно был рядом с ним на протяжении всего похода. Подождал, пока Каринэ переведет вопрос.

— Брат говорит, что он знает хорошее место…

— Далеко это?

Вани показал рукой куда-то в сторону.

— Нет, не очень далеко. Вон там… видите?

Дальше двигаться русским пришлось на виду у изумленного неприятеля. В его лагере, конечно же, царила суета, которая всегда предшествует сражению, однако уверенный в собственном превосходстве персидский военачальник Пир-Кули-хан позволил Карягину почти беспрепятственно довести свой отряд до старинного мусульманского кладбища на кургане.

Место было, действительно, подходящее.

С высоты все подходы просматривались и свободно простреливались, а внизу, у подножия, протекала река. На вершине кургана были разбросаны многочисленные надгробные камни и небольшие постройки, которые вполне могли послужить защитой от пуль и картечи. По команде полковника позицию дополнительно окружили составленными друг за другом телегами и арбами, соорудив из них так называемый «вагенбург» или гуляй-город.

— Ай, спасибо, Вани-юзбаши… молодец! — в очередной раз похвалил проводника Карягин и принялся отдавать последние распоряжения перед боем: — Подпоручик, вы здесь одну пушку поставьте! А вторую — сюда, вот и славно получится…

Егеря, гренадеры, артиллеристы до самого вечера оборудовали окопы и огневые позиции. Земля на холме была каменистая, не податливая, однако же все понимали, что стараются для себя и для близких товарищей. Припекало июньское солнце, поэтому работали солдаты, скинув мундиры и сапоги. Закончив работу, почти все обливались холодной водой и надевали чистые рубахи — было ясно, что предстоящая битва для многих может оказаться последней.

Кто-то сел покурить, кто-то грыз сухари. Стрелки в который раз выцеливали расстояние до приметных ориентиров.

Обер-офицеры находилась при своих взводах и ротах. Отец Василий обошел позиции.

Время шло. Нарастало тревожное и томительное напряжение. Артиллеристы сидели с зажженными фитилями в руках…

Наконец, приблизительно в шесть часов пополудни, персы все-таки атаковали русский лагерь.

Пологий склон перед позициями отряда в одно короткое мгновение заполнился атакующей персидской конницей. Стремительная лавина, подбадривая себя воинственными криками и бесцельной стрельбою из пистолетов, устремилась вперед — так, что, кажется, не было и не могло быть человеческой силы, способной ее остановить.

Однако русские артиллеристы, подпустив неприятеля на расстояние пушечного выстрела, первым делом хлестнули по нему картечью. Как оказалось, на большой дистанции прицел был установлен совершенно правильно — обе 12-фун-товые полевые пушки в буквальном смысле слова выкосили передовой отряд отборных всадников.

Затем к артиллерийскому огню прибавился частый, рассыпчатый треск нарезных карабинов, так называемых штуцеров, и винтовальных ружей. Обычная пехота их почти не имела, и даже в егерских частях нарезное оружие по штату полагалось только унтер-офицерам и наиболее метким стрелкам — не более двенадцати на роту. Егерские штуцеры обладали в два-три раза большей прицельной дальностью, чем гладкоствольные ружья, поэтому у «застрельщиков» оставалось достаточно времени для того, чтобы высмотреть среди наступающих подходящие цели и поразить неприятельских командиров.