Медленно-медленно подвигаются мои записки. Знало бы федеральное правительство, на что уходят скромные, но внушительно выглядящие чеки с водяными знаками, получаемые Анри Чередниченко каждые две недели от управления по делам безработных. К моему собственному удивлению, я почти перестал пить. Я стал образцовым сыном и даже освоил нехитрое мастерство наладки компьютеров, чтобы изредка помогать отцу – за небольшие деньги и приятелям из Деревни -бесплатно. Впрочем, установил я и программу проверки русской орфографии Кате Штерн, но засиживаться в ее трогательной квартирке независимой женщины с ограниченными средствами не стал, опасаясь прихода пана Павела.
На следующий день мне было грустно.
В России, до сих пор, кажется, помешанной на мистике, уверяют, что от могил исходит отрицательная энергия. Неправда, вчера в полдень, допив пятую за утро чашку кофе и чувствуя нерасположение к своим запискам, я отправился к восточному склону горы Монт-Руайяль, где положил букет полевых лилий, девять девяносто пять плюс налог, на бетонное надгробие. В обычном магазине было бы дешевле раза в полтора, но в кладбищенской лавке перевили букет черной лентой и дали небольшую, размером с визитную, карточку в траурной рамке. Я не стал ее заполнять. Я навестил бы могилу АТ под тяжелым дубовым крестом в пригороде Москвы, на одном из новых кладбищ, более похожих на мусорную свалку, чем на место последнего приюта, но Москва далеко и вряд ли я снова там побываю. Мне известна лукавая формула древних: пока ты жив, смерти нет, а когда она придет – не станет тебя. Увы, в этом "не станет тебя" и заключена вся закавыка. И то жалкое бессмертие, за которое цепляются поэты, полководцы и ядерные физики, не стоит и ломаного гроша.
Давным-давно, еще в той, другой жизни, я поделился похожими соображениями с АТ по дороге со службы, не без издевки присовокупив, что и его терзания, метания, сочинения и страдания тоже представляют собой некий абсолютный нуль по сравнению с временем. (Мне доставляло извращенное удовольствие расшевеливать его после рабочего дня.) "Анри, дитя мое,- отвечал он не удивляясь,- река времен в своем стремленье, то бишь теченье, уносит все дела людей и топит в пропасти забвенья народы, царства и царей. А если что, прошу обратить внимание, и остается чрез, имеется в виду через, звуки лиры и трубы, то вечности жерлом пожрется и общей не уйдет судьбы. Вы же умный человек, Анри. Разве я похож на идиота? Аэд, стремящийся к вечности! -передразнил он меня.- Нет, мой милый, максимум, на что я лично рассчитываю, это сохранить достоинство перед ее лицом".
К моему удивлению, АТ оказался клерком не хуже любого другого, если бы не выражение брезгливости на худощавом лице, с которого теперь каждое утро удалялась густая, с проседью, щетина – зато оставались обильные порезы. Он не без блеска составил по-русски текст брошюрки, где финансовая и торговая компания "Perfect
Gold", предприятие с многолетним опытом работы и безупречной репутацией, выступала достойной соперницей империи Форда или Моргана. Усаженный за нашу гордость – Макинтош II с 17-дюймовым цветным экраном,- он довольно быстро освоил электронное макетирование, кажется, вызывавшее у него меньшее отвращение, чем дежурная работа торгового агента, которой приходилось ему заниматься в отсутствие более благородных поручений. Он обрабатывал предложения о покупке распиленных рельсов и сульфата калия, подавая их на стол порывистомуи лживому Збигневу, агенту по реализации. Он не роптал, ибо едва ли не впервые в жизни получал регулярную зарплату. А связь с Москвой! Через неделю после его зачисления на службу я обнаружил в журнале учета факсов несколько записей о депешах, отправлявшихся на неизвестный мне номер. (Потом АТ признался мне, что он принадлежал Кате Штерн, точнее, какой-то ее подруге.) Я не стал доносить пану Павелу, однако на следующее утро укоризненно покачал головою, когда заметил АТ, перебиравшего выползшие за ночь из аппарата странички.
– В следующий раз потрудитесь, пожалуйста, заносить личные факсы в журнал, Алексей Борисович,- сказал я вежливо.
– А потом оплачивать?
– Ну конечно,- сказал я.- Пользование аппаратом – пожалуйста, а уж телефонное время – вещь недешевая.
АТ покраснел, как всякий уличенный в мелком жульничестве, и на следующий день принес мне долларов тридцать – несомненно, меньше, чем стоили его факсы.
Ах, Алексей, Алексей в роли клерка сомнительной торговой компании и, более того, как бы моего подчиненного! Не стану скрывать, что ходатайствовал за него пред паном Павелом не только из благотворительных соображений. Нет, у меня был и свой интерес – мне хотелось увидеть АТ не напыщенным экзотериком, а нормальным человеком с ежедневными заботами. Иными словами, сбить с него спесь. Поймите меня правильно. В чистое искусство я не верю. Всякий живущий должен испить до дна сужденную ему чашу, а художник в особенности. "Пускай хоть раз в жизни увидит, как нормальные люди зарабатывают себе на хлеб",- думал я не то чтобы со злорадством, но с чувством исполнявшейся справедливости.