— Я прибыл в Калифорнию, чтобы посмотреть Дикий Запад, — сказал он, — но я не ожидал увидеть в этих краях столь элегантный дом, как ваш, и столь прекрасную особу, как вы, мадам. Совершенно очевидно, что мы, европейцы, имеем ошибочное представление об американском Западе. Я ожидал найти здесь американских ковбоев и индейцев, а вместо этого получил шампанское и настоящую Венеру.
— Надеюсь, вы не разочарованы, милорд? — улыбнулась Эмма и подумала: «Он восхитителен!»
— Отнюдь. Я уже видел и ковбоев, и индейцев. Они занятны, но как только элемент новизны исчезнет, они становятся скучны. Не могу представить, чтобы вы наскучили мне даже через тысячу лет.
«Ловко, — подумала она. — Явно пыль в глаза пускает, но все равно приятно слышать». Вслух же Эмма сказала:
— Мне следовало бы рассердиться на вас, сэр Персиваль, — произнесла она, не отводя взгляда от молодого англичанина. — Ведь если бы вы хоть словом обмолвились о том, что привезете с собой лорда Мандевилля, я смогла бы включить и его в placement
[35]. И вот теперь у него нет заранее приготовленного места. Что англичанин подумает об американском гостеприимстве? Но вы, лорд Мандевилль, можете сесть рядом со мной. Я уж постараюсь как-нибудь втиснуть дополнительный стул. Таким образом, все почувствуют себя уязвленными, поскольку почетное место окажется предоставлено совершенному незнакомцу.— Может быть, я незнакомец, миссис Коллингвуд, но я отнюдь не совершенный.
— Вот и замечательно. Стало быть, есть место для совершенства, а, по моему мнению, все молодые люди нуждаются в совершенствовании.
Мандевилль предложил ей руку.
— В таком случае, я, должно быть, чрезвычайно интересный человек, — сказал он.
— Так и есть, — подтвердила она.
Они пошли к большой лестнице. «А ведь он ухаживает за мной, — подумала Эмма. — Забавно! Тысячу лет никто всерьез не ухаживал за мной, потому что все знали, что это пустая трата времени. Конечно же, все это глупость! Он вдвое моложе меня, да и сама я никогда не смогла бы заинтересоваться другим мужчиной после смерти моего дорогого мужа. Но он очень красив. И даже немного похож на моего милого Арчера».
— Должно быть, это ужасно романтично — провести детство в Торнфилдском аббатстве, — говорила Эмма двадцать минут спустя, когда официанты подали консоме. Она втиснула лорда Мандевилля справа от себя, чем вызвала некоторое раздражение Феликса, который оказался теперь едва ли не на коленях у Зиты.
— Ну, если считать, что романтично зимой превращаться в сосульку, то да, несомненно, это было романтично, — сказал Редклиф. — В аббатстве не было практически никаких современных удобств, в том числе и водопровода, а кухни там имели такой же вид, как и в десятом веке, когда аббатство принадлежало еще церкви.
— Да, но это история! Не только монахов, но и вашей семьи. Если не ошибаюсь, аббатство принадлежит Мандевиллям со времен Генриха VIII?
— Да. Он передал и само аббатство, и его угодья моим предкам, когда в XVI веке отобрал себе все церковное имущество. Я…
— Она ис-счезла! — воскликнул Хуанито, подбежав к столу, за которым сидела Эмма.
— Кто?
— C-стар! П-полчаса на-зад она в-вышла из-за с-стола попудрить лицо, как она ска-казала, и с те-тех пор с-счезла!
— Но это невозможно!
— Я отыскал официанта, — сказал Арчер, прибежавший вместе с шурином. — Того самого, который передал Стар записку. Официант говорит, что ее принес какой-то «поднебесник».
— Какая записка? — воскликнула Эмма. — О чем вы говорите?
— Недавно Стар передали какое-то письмо. Хуанито говорит, что Стар заявила, будто бы это записка от Клары Флуд, но он считает, что она солгала. В общем, я вызвал полицию.
Кровь застыла в жилах у Эммы.
— Ты думаешь…
— Я не знаю, что и думать.
На других пяти столах разговор сам собою утих, и все гости повернулись к центральному столу.
— Я скажу вам, что я думаю, — сказал Хуанито, лицо которого пылало от гнева и страха. — Мою ж-жену по-похитили.
Глава восьмая
Его язык медленно лизал ее сосок. Грин Джейд была главной наложницей Крейна и самой великолепной из тридцати девяти имевшихся у него «певичек». Они, совершенно обнаженные, лежали сейчас на «драконовой», как называл ее Крейн, кровати. Занимавшая изрядную часть спальни, кровать эта была излюбленной темой разговоров в Чайнатауне. Крейн сам придумал и продумал ее до малейших деталей, после чего нанял троих — китайских резчиков по дереву, чтобы те вырезали изголовье — свившегося в клубок, злобного черно-золотого дракона, огромный хвост которого обвивал всю покрытую бельем постель. Фимиам из курительниц на треножниках, стоявших по обе стороны постели, освежал воздух. Крейн продолжал ласкать языком тело Грин Джейд. Когда пенис возбудился до полных восьми дюймов, Крейн лег на «певичку» из Кантона и вошел в нее.
— Кай Йи! — раздался чей-то крик, и в дверь забарабанили. — Кай Йи!
— Пошли к черту!
— Послание от Чарли Конга! Это чрезвычайно важно! Они захватили Стар Коллингвуд!