Золото и тень

– Вау! – раздался позади меня веселый голос Маэля. – Круто прокатились! Вдвоем куда веселее, чем одному! – Он вскочил на ноги. От возбуждения у него на щеках пылал румянец. – Ну как тебе?

Я огляделась и удивленно выпалила:

– Это что, кролики?!

Маэль подавил усмешку.

Я принялась вертеть головой по сторонам. Дыра в стене, через которую мы вывалились, чудесным образом исчезла, и происходящее стало еще более сюрреалистичным. Кроме того, помещение было заполнено пушистыми коричневыми кроликами, они сидели, что-то жевали и скучающе смотрели на нас. Что ж, по крайней мере, они достаточно сообразительны, чтобы не заблудиться в подушках. На всякий случай я наклонилась и проверила, не придавила ли кого.

Маэль дернул уголками губ, словно сдерживая улыбку.

На стене я обнаружила несколько клеток. На полу стояли миски с кормом и водой. Длинные деревянные полы, разделяющие комнату на аккуратные полосы, выглядели так, словно по ним только что прошлись шваброй. И, тем не менее… кролики?! Что, серьезно?! Наверное, я сплю. Может, та огненная река поджарила мои мозги?

– Мы ведь не ошиблись адресом?

– Нет. Мы в кроличьих покоях, – сказал Маэль так, словно в этом нет ничего особенного. Словно в каждом порядочном доме должны быть кроличьи покои.

Маэль протянул мне руку и помог встать.

– Персефона не любит детей, особенно детей других богов, – добавил он, но от этих слов ситуация не прояснилась. – Она очень ревнивая, хоть и ненавидит отца со страшной силой. Поэтому мы, сыновья Аида, лишь изредка заходим его навестить. Постоянно здесь живут только домашние животные. Персефона разводит кроликов на корм псу. Когда пятнадцать-двадцать из них подрастут, она выпускает их, и пес…

Маэль оборвал себя на середине фразы, увидев мое испуганное лицо. Персефона выращивает кроликов, чтобы ее пес мог поохотиться?! И я пообещала Афродите, что попытаюсь отнять у этой женщины возлюбленного?! Мне резко поплохело.

– Пойдем поздороваемся, – сказал Маэль, взял меня за руку и повел к выходу из кроличьих покоев.

– Подожди, но как же… эти кролики…

– В Риме веди себя как римлянин. Давай не будем про кроликов, ладно? Прошу тебя. Оставь эту тему. Никто не разделит твое возмущение. Пса здесь просто обожают.

Я громко фыркнула, выражая всю степень своего презрения, но мой спутник ничего не заметил. Он подобрался и напрягся, словно готовясь к казни.

Мы вышли в коридор, где меня поджидал очередной сюрприз. Я думала, что повелитель мира мертвых обитает в мрачном дворце, но все вокруг выглядело так, будто мы оказались не в подземном царстве, а в пляжном домике на Лонг-Айленде. Светлые мраморные полы, комоды из белого дуба, кремовые орхидеи, на стенах – модные картины. Тонкие, развевающиеся на ветру шторы…

Единственная странность – это замурованные окна, но из-за окружающего бело-золотого великолепия они почти не бросались в глаза. Но откуда тогда взялся ветер, играющий со шторами?

Некоторое время мы шли по коридору мимо закрытых дверей и, наконец, оказались в своего рода вестибюле. Каменный камин, перед ним – диван из светлого ротанга. Рядом – шкафчик с винами, в глубине комнаты – еще один диван, а за ним – проход в большую гостиную.

Персефону я заметила сразу. Высокая, увешанная тяжелыми украшениями, одетая во все белое, она грациозно отделилась от танцующих теней. Рыжеватые волосы блестели, словно золотые нити в веретене. Светло-карие глаза излучали неестественное мерцание. Ее одежда, наверное, стоит целое состояние! Начиная от дизайнерских туфелек и заканчивая шелковой блузкой… Персефона напоминала избалованную домохозяйку из Верхнего Ист-Сайда, такие еще проводят лето в Хэмптоне… В руке она держала бокал мартини, и тот блестел в отблесках пламени камина.

– Ну надо же! – вместо приветствия сказала она. – Я думала, это какая-то шутка.

– Персефона, – холодно отозвался Маэль, подойдя к ней. – Позволь представить тебе Ливию. Ливия, это Персефона, жена моего отца и повелительница царства мертвых.

Персефона не удостоила меня и взглядом. Издали я не могла сказать, сколько ей лет, но сейчас с удивлением поняла, что она выглядит очень молодо. Не старше тридцати. Впрочем, из-за холодной ауры она кажется старше.

– Зачем явился? – поинтересовалась Персефона. Ее голос напомнил битое стекло – таким он был острым. – У твоего отца дела.

– Я предупредил его о своем визите.

Персефона скривила губы.

– Знаю, но сути дела это не меняет.

– Уверен, отец знает, что делает.

Позади нас послышались шаги, и я обернулась. Маэль закатил глаза – видимо, он знал, кто к нам идет. Персефона поднесла бокал к губам и пригубила мартини.

Мои смутные подозрения подтвердились. В помещение вошел Энко. Черные узкие джинсы, тяжелые ботинки, серая футболка с элегантной белой надписью «Возврату не подлежит».

С ума сойти. Я окинула Энко неодобрительным взглядом.