Золото императора династии Цзинь (СИ)

Казаки согнали манз в одну кучу.

- Ну, - спросил Зотов того манзу, что шёл к ним, - где бумага, паря? Кто стрелял?

- Сталший стлеляла. Бумага у него, однако, капитана – сказал манза, упорно называя подхорунжего капитаном, хотя и видел у него на погонах одну звёздочку, а не четыре.

- Я, паря, подхорунжий, а не подъесаул – возразил Зотов.

- Мой голова совсем худой, однако, моя не понимай – подхолунзий, подесаула, тлудный луский слова.

- Врёшь, косоглазый, всё ты понимаешь!

- Зачем лугаешься? Ты сталший - значить капитана.

- Лукавишь, чёрт косоглазый, нет при них никаких бумаг!

- Моя ничего не знай. Сталший плиходила, сталший говолила, люди собилай, лес луби, деньга получи. Деньга ты дашь?

- Обнаглел! Ладно, разберёмся.

Казаки решили разделиться: часть их будет сопровождать манз, которые погонят плоты к казачьему посёлку и будут ждать начальство, которое решит судьбу древесины и манз, а другие проводят городских, как они их называли, до ближайшей станции Уссурийской железной дороги, а, потом, чуть дальше, до предгорий Сихотэ-Алиня.

К вечеру этого дня со станции во Владивосток ушла телеграмма на имя Левицкого следующего содержания: «Вышли на намеченный маршрут».

А на следующий день на ту же станцию пришёл китаец и протянул телеграфисту смятую бумагу, в которой были завёрнуты деньги, а на бумаге – адрес во Владивостоке и текст телеграммы: «Дядюшку встретили».

Когда обе эти телеграммы дошли до Крабеля, он понял, что зайцы побежали в одну сторону, осталось только ждать, какой из них попадётся к нему в руки.

ГЛАВА 17. КАЗАКИ.

- И какая дальнейшая судьба намечается у тех дров, что мы отбили у манз? – поинтересовался Дудек у Вязова.

- Это не только дрова, сударь – ответил Спиридон Вязов. – Там и ценный лес есть. Лес-то царя-батюшки. Продадут. И дрова тоже. А деньги в казну пойдут. Сейчас война! А она, зараза, денег требует.

- У царя золота не меряно! – сказал Суздальцев.

- И что ж теперь, ценную древесину китайцам даром отдать?

Суздальцев не нашёлся, что ответить простому казаку, так пекущемуся о царской казне, как о собственной мошне. Он-то с товарищами по партии был здесь для того, что бы помочь своей партии свергнуть царский режим с его казной, войной и казаками.

Они ехали на станцию отправить телеграмму Левицкому.

От станции их путь лежал по просёлочной дороге на юго-восток. Два с половиной дня им предстояло быть вместе с уссурийцами. Два с половиной дня казаки обучали их азам обращения с лошадьми.

На востоке с севера на юг высилась громада Сихотэ-Алиня.

За старообрядческой деревней, в предгорье у реки встали на последнюю ночевку. Наутро казаки собирались назад.

- Вот эта дорога ведёт к корейской деревне – сказал Вязов, указывая на еле заметную тропинку, - там и проводника найдёте.

Вечером развели большой длинный костёр и все вместе сели за прощальный ужин. Развели спирт. Выпили, закусили.

- Это корейцы ходят к староверам или староверы к корейцам? – спросил Суздальцев.

- По-разному – ответил Вязов. – Но в основном корейцы к староверам.

- Деревня-то большая.

- Это село.

- А где церковь?

- Какая церковь? Беспоповцы. В часовне молятся. Нет попов – нет и церкви.

- Без попов – задумчиво сказал Пилипчук, - может оно и лучше.

- Это почему? – насторожённо спросил Вязов.

- Как почему? В церковь вошёл – считай, что тебя ободрали! За свечки - плати, за записки – плати! И за всё цена стоит! Я, может быть, тысячу рублей церкви пожертвую, если ко мне с уважением!

- Гордей, - сказал Кумарёв с усмешкой, - а у тебя тысяча своя собственная когда-нибудь была?

- Это я для примера – отмахнулся Пилипчук.

- Это, да – сказал казак по фамилии Шилов, - в России случай был. Пришёл в церковь инородец и говорит: «Креститься хочу». А поп ему: «Деньги давай». Он: «Нет денег, батюшка». А поп ему: «Ну, тогда и иди с Богом!» Тот было и пошёл не с чем, да мы его остановили, скинулись и окрестили инородца. Не всё ж нам души-то губить – шашками махать! И благое дело делать надо! Душу спасли, к богу приблизили. Может и нам Господь грехи какие спишет.

И казак благочистиво перекрестился.

- То в России – возразил Вязов. – У нас, вроде, всё хорошо.

- У вас – может быть и хорошо!- сказал Суздальцев.- А так-то и здесь дерьма хватает. Поп вещает: «Не чревоугодничай!» А у самого чрево какое!

- Так есть же и святые! – возразил Вязов. – Иоанн Кронштадтский, например.

- Он уж лет семь как помер – сказал Ракитенко.

- Что ж – перекрестился Вязов на луну, - царство ему небесное. И всё ж! Был праведник! Я его сам видел, когда в Питере служил!

- А праведник ли был?- возразил Суздальцев. - Говорят его хлысты за своего почитали! Называли воплощением Христа!

- Тьпфу, ты! – сплюнул Вязов – Такое и слушать-то противно! Хлысты! А старец всё-таки святой был, царство ему небесное! – и Вязов снова перекрестился.

- Есть и ещё один старец из хлыстов – сказал Суздальцев. – Прям в царских хоромах устроился.

- Какой же это может быть старец, если он из хлыстов? – возмутился Вязов. – Это кто же будет?

- Да Гришка Распутин – сказал Черкашин, - ты, чай, слышал?