Золото Югры

Основной спор шел о том, что купец, хоть и царем назначенный, жил на землях Шемякиной пятины. Под володетельством боярина Куренинского. И, значит, должен все добытое за Камнем добро сначала отдать ему, боярину, каковой уже сам распорядится, куда и кому уйдет дорогущая пушная рухлядь. Нельзя, чтобы добро ходило помимо боярина, это же противузаконно!

На шестой день послухи донесли игумену, что боярин Куренинский готов во окончании дела вложить в казну монастыря целых три рубля серебром! А в подтверждение твердых намерений того выиграть дело – бродят вокруг монастыря новгородские ушкуйники, числом пятьдесят голов. Такие могут и монастырь подломить, чтобы дело перевесить в пользу боярина.

Игумен перед обедней почти решил дело в пользу Куренинского, когда запыхавшийся служка наскоро доложил, что в пяти верстах от монастыря пересели на заводных коней и бешено скачут сюда московские особые гонцы – к нему, к игумену – от царя.

Пять верст – расстояние долгое, время есть. Боярин Куренинский самолично поволок игумена в его келью, делать злое внушение и добиваться подписи под решением в пользу боярина. А ушкуйник Хлыст со товарищи принялся было споро ломать каменную клеть, где скрывался купец с семьей, да где сохранялись его товары и припасы.

Макар Старинов тогда подошел к ломщикам, подопнул одного санной оглоблей, а Хлысту сказал громко:

– Отойди от монастыря, Хлыст; шея у тебя крепкая, тебе еще пригодится… Гонцы царя Ивана в одной версте от Южных ворот. По моему делу идут, да по делу купца Изотова.

Хлыст, молодец высотой в два с половиной аршина, посмотрел на свою озлобленную ватагу, посмотрел на далекий лес за озером и негромко спросил:

– А пошто так?

– У купца грамота царя московского припасена на твоего боярина… Сильная грамота… Пограбежная. Имущество боярина по той грамоте отходит – царю!

– Елень переелпень! А чего купец Изотов ее нам сразу не совал? Когда с боярином ссорился?

– Ну… Он же купец, мужик расчетливый… Сейчас, положим, у купца Изотова только шесть лошадей… а путь за Камень дальний… Пропадет при шести лошадях. А у твоего боярина тридцать лошадей… Или сколько лошадей у него?

– Сорок, да еще двадцать…

– Вот-вот. Купцу сейчас по царскому указу те лошади и достанутся. За оскорбление действом от боярина. Смикитил? А с тяглом в шестьдесят лошадей купец Изотов мигом за Камень перевалит. Понял?

Ушкуйник Хлыст понял. Не на того хозяина работал… Эх, не на того! Прохрипел своим людишкам:

– Давай, робяты, и правда – побежали отсель… А с тобой, Макарка, все же мы стренемся, ведь так?

– Так, так, – нетерпеливо признался Макар, – стренемся. Земля наша маленькая: туда ходу год, да обратно – год. Где тут разминуешься? Встренемся… Но торопись, в главные монастырские ворота уже каленым железом бьют. И ор стоит – московский…

Хлыст с молодцами рванулся в северные ворота и, челюпкаясь в снегу, побежал пешим порядком к лесному озеру, прятаться.

Макар Старинов не ошибся – по снежной дороге, пробитой ушкуйниками боярина Куренинского, к монастырю примчались особые гонцы царя Ивана.

Узнав, о чем спорят боярин и монастырский игумен, да проглядев наскоро царскую грамоту, предоставленную купцом Изотовым, гонцы изматерили боярина Куренинского и отобрали у того в пользу купца и его лошадей, и весь его санный поезд. Купец тотчас устроил жену и челядинцев в санях потеплее – и рванул из монастыря на восток, к Камню.

Боярину Куренинскому отвердевший душой отец игумен три рубля не вернул, а положил в наказание бить пятьсот земных поклонов Николаю Угоднику. На неделю хватает бить такие поклоны.

Серебро, оставшееся у боярина Куренинского, особые московские гонцы прибрали себе на покрытие расходов обратного дальнего пути. А Макарку Старикова без слов завернули в тулуп и бросили в легкие саночки. И конная ала погнала наметом обратно в сторону Москвы.

Глава третья

Царь всея Руси, Великий князь Московский Иван Васильевич дробно постукивал печатным перстнем по слюдяной пластине, вделанной в свинцовую рамку окна. Окно выходило на площадь. По площади должен был бегом бежать Осип Непея, со времен казанского похода ставший царским ближником в посольском ранге.

Осип Непея по площади не бежал.

Иван Васильевич встал, крепко потер левое колено и вполслуха выбранил Непею и всех присных его. Прошелся по горнице, тайно расположенной над Грановитой палатой и сильно уменьшившей высоту хоромного чердака. Встать на цыпочки – головой задеть доски потолка. Между досок что-то постоянно сыпалось. И сыпалось на голову. Царь вдругорядь помянул бесов.

– Я здеся, государь, – прогудело в углу.

Осип Непея пытался вывернуться среди дверец посудного шкафа, прикрывавшего потайной ход. Чтобы пролезть, ему пришлось встать на четвереньки и выползать навстречу царю на брюхе.

– Что же ты, буев сын, не пошел обычным ходом? – просипел Иван Васильевич.