Золото Каралона

На автобазе в Кулу разобрали и отремонтировали генератор. Всю оставшуюся дорогу Ваня спал непробудно и не слышал, как выгружали на складе трансформатор, как нес отец к дому. Потом подробно рассказывал приятелям – Кахиру и Сашке Шулякову о высоченных перевалах, погибших водителях, городе Сусумане, где он впервые смотрел телевизор в холле гостиницы.

Вскоре на техскладе Цукан встретил Сергея Бурханова, который организовал старательскую артель и, вмиг рассчитавшись, как это делал не раз, уехал на прииск Бурный в Ягоднинском районе мыть золото.

Приехал на рудник Колово в декабре. Анна Малявина закатила грандиозный скандал, поминая каких-то блядей и его обещание переехать жить на Омчак, и что деньги ей совсем не нужны, что она лучше сдохнет, но денег от него теперь не возьмет и все прочее, гневное, что говорят в таких случаях обиженные подруги и жены. Аркадий уехал через три дня, оставив на этажерке стопку денег.

А он тогда принял сторону матери и даже не попрощался с отцом, убежал в школу.

Ручей Игумен весной широко разливался, разделяя поселок Белово на две части: Рудничную и Нижную. В центре подвесной мост, по которому пацаны пробегали на спор за минуту, не держась за поручни-леера. Грузовики шли вброд. Иногда застревали и тогда на подмогу вызывали гусеничный трактор. Школьники выходили смотреть, как бульдозер, взрыкивая мотором и выгребая из под гусениц гальку, тащит груженую машину. Они вопили: «Во-о, прямо как на войне!» Им виделось в этом нечто боевое, как в кино, которое они могли смотреть много-много раз, и поэтому строили в распадке штабы и партизанские схроны, стреляли по врагам из деревянных пистолетов.

Другая сопка, что позади поселка – крутая, вся в каменистых осыпях. Осенью она загорается от ярко-красной брусничной спелости. Рвали ее здесь всей школой, всем поселком, тарили в ведра и фанерные бочки из под сухого молока, а она все не кончалась. Есть еще одна приземистая сопка справа от ГОКа. Там в дальнем закрытом от ветров распадке, хорошая крупная стланиковая шишка и бурая смородина. Туда пацанам ходить запрещают, а особенно лазить по старым шахтным выработкам и проходческим шурфам. Но они лазили. Лазили по пугающе огромным этажам старого рудника, сложенного из огромных бетонных блоков зеками в сороковых. Здание в несколько этажей напоминает им крепость, замок, дворец дракона, но никак не фабрику, где принимали, дробили, промывали руду и палили из карабинов по людям. Пополняли золотой запас страны.

Золото всюду: в разговорах отцов и матерей, в газетах, в глазах, в приговорах судов. Первый раз Ваня работал на золоте в середине шестидесятых. Мать взяли поваром в рудничную геологоразведку на весь сезон. Ей было тогда 46, а ему десять. Но большой парень по общему мнению всех, кроме геолога, который любит поучать старателей, и особенно пацана. Но Ваня казак вольный, привязал к палке стальную вилку и ушел бить ей, как острогой, вертлявых мелких усачей. Мечтал взять хариуса, а он, похоже, в Безымянный ручей не заходит. Далеко не забегал, на нем вода и костер. Большие серьезные дядьки хвалят каждый раз вечером, когда черпают из бочки горячую воду для умывания, особенно бульдозерист Володька, улыбчивый, озорной парень с наколками на груди и руках. В его словах много мути, как в ручье после паводка:

– Неси, Ваня, шлюмки. Развода седня не будет, бугром буду я.

Подставляясь под струйку воды, Володька с удовольствием фыркает, смывая пыль и копоть с лица, хвалит.

– Ну, ты, герой! – А сам косит глазами в сторону поварихи Анны Малявиной. Изящная маленькая женщина с волнистыми без всякой завивки темно-каштановыми волосами. Она разливает в миски суп из большой кастрюли.

Подходит к ней.

– Странная, ты баба, не как другие в рудничном поселке.

– Отстань Арифов, у меня муж есть… – отвечает она твердо, без кокетства.

– Да какой там муж, объевшись груш. Ветер он, а не муж. Сбежал к старателям…

Анна роняет лицо в ладони, идет в балок. Он шагает следом. Кухня. Вдоль стены две спальные полки. На плите ведерный котел, клубится пар. Арифов хватает за плечо.

– Че ты ломаешься?

Анна отскакивает к стене. Хватает закопченный чайник.

– Ошпарю!

Вид у Анны решительный.

– Идиотка! Я ж по-доброму…

– Что Анька к себе не пустила?… – подначивает моторист Щебрин.

– Да пошел ты! У меня Нинка есть, баба статная, не чета Аньке.

Говорит без задора. Володьке не перечат. Изредка только инженер-геолог. Бульдозер тут сердце, мускулы и бесконечный гул жизни, который разносится по огромной долине с редким лиственничным редколесьем, распугивая наглых медведей и прочую живность.

– Медведь весной собаку у нас порвал в клочья, – вспоминает моторист Щебрин и смотрит пристально на смывщика.

– Пугаешь. А че пугать-то? В больнице на Тракторном я мужика видел, ему косолапый скальп содрал в один мах.

Геолог вмешивается в разговор.

– Видно, драпанул мужик с испугу. А надо стоять твердо. Или пальнуть из ружья. – Геолог переламывает двустволку, проверяет на месте ли патроны. – У меня в левом жакан, в правом крупная дробь. Пристрелял. На пятьдесят шагов любую банку сшибу.