Золото Каралона

Разложил на столе, покрутил-повертел, прикидывая, как можно зашить изнутри порванный рукав. Вспомнил, как по осени подарил эту куртку отец, уговаривал тут же примерить… Припекло от этих воспоминаний так, что аж щеки запламенели. Захотелось перед отцом повиниться, на мать сослаться и написать бодрое письмецо. Вырвал из школьной тетради листок и без предисловий написал: «Извини отец, что так вышло по осени грубо. Если вернешься, мы будем рады. Я осенью ездил в Чишмы на шабашку с приятелями, хотели подзаработать, а директор совхоза обманул. Половины не заплатил. Художником-оформителем по специальности не берут, говорят, нет опыта. Татарская мафия. Ты же знаешь, как тут в Уфе, все денежные места только по блату, по знакомству оседлали татары. Умеют дружить.

Устроился в клубе на Нижнем, малюю афиши, транспаранты. Приятель, мы вместе училище заканчивали, подбивает поехать в Москву. Мама против. Весной картошку посадили пять соток, не меньше. Зачем столько, говорю ей. А она – нет, копай и копай. Теперь вот окучивать надо.

Зимой наш Кахир, помнишь его, мы вместе учились – письмо прислал и фотку дембельскую. Он снова вернулся на Омчак. Хочет подзаработать и свалить навсегда с Колымы…»

Иван призадумался. Хвалиться особо-то нечем, разве что про крышу написать, как ее красил ворованным суриком, железнодорожники за бутылку продали. Решил вложить фото. Достал альбом, взялся листать. Много школьных, групповых… А вот они втроем. В тот год мать попала на руднике под сокращение, а он с отцом уехал на Омчак. Жил у Николая Маркелова, дрался с его дочерью Катькой – настырной и не по-детски злой. Вот отец на мотоцикле. На задней стороне надпись: «Алдан, прииск Радужный. На память сыну от непутевого отца». В кабине ЗИЛа за рулем – смешная и памятная. Это когда отец оформился на руднике Наталка…

Колыма рудник Наталка.

Уважая водительский стаж и рекомендацию заведующего техскладом Маркелова, завгар определил Цукана на голубой ЗИЛ-130. Первую неделю Цукан крутился на коротком плече между поселками. В июле выпала поездка в Сусуман. Ваня тут же прицепился со своим: возьми меня, я буду тебе помогать. Цукан критически оглядел своего худосочного сына, хлопотно с малым в дальней дороге. Преодолевая извечное бабское, вдруг случится что-то! – сказал, подавая рубль: «Хорошо. Беги в магазин. Мне пачку чаю, себе печенье купишь. И чтоб в девять в постели, как штык».

Выехали ранним утром. Ваня щебетал без умолку, словно скворец, его радовало всё: грунтовая дорога с клубами пыли, поселок Кулу, где они перекусили в столовой, длинный мост через широченную Колыму, серпантины Гаврюшина перевала, где приходилось отстаиваться в «карманах», пропуская встречные, идущие на подъем. Здесь по рассказам отца побилось немало водителей. Он показал вниз на искалеченную машину: «Тут десяток таких».

У родника попили воды, вскипятили чай на костре – снова радость, как и полосатый бурундучок, прикормленный на шоферской стоянке.

У поворота на Хениканджу встали на обочине. Цукан стоял, угрюмо смотрел на крыши домов, на разросшийся в этой узкой долине многоэтажный поселок.

– Ты бывал здесь?

– Два года баланду хлебал.

Донесся звон промороженного двутавра, которым поднимали утреннюю лагерную смену… А может быть, просто уронили трубу. Цукан сплюнул на пыльную обочину, словно открещиваясь от наваждения. Тяжко вздохнул, но ничего не сказал, понимая, что не передать, не выплеснуть ту желчь, которая растекалась внутри, если вспоминал начальника Берлага в Хеникандже капитана Холодило, самого лютого из лагерных начальников.

Переночевали в Сусумане. С утра припустил дождь, прогулку по городу и обещанную карусель в парке, пришлось отменить. В кузове стоял трансформатор, нарушивший центровку машины, как пояснил отец, из-за чего пришлось ехать медленно. После затяжного перевала остановились, вышел из строя генератор. Цукан долго возился, матеря современный автопром, но найти причину не смог. Открыл в кабине верхний лючок, показал Ване, как нужно двигать вправо-влево привод щеток стеклоочистителя, которые без генератора не работал, как и фары.

Поначалу это приобщение к водительскому процессу окрылило. Ваня старательно двигал туда-сюда металлический шток, но через пару часов руки устали, на пальцах вздулись волдыри. Двигал левой, потом правой, а пальцы все одно жгло. Когда стекло заволакивало дождевой мутью, Цукан приостанавливался, смотрел укоризненно и Ваня вновь принимался возить щетками по стеклу.

Ехать без света нельзя. Заночевали в кабине под неустанный шум дождя. Едва рассвело, Цукан «кривым» стартером завел машину. Пока прогревалась, располосовал тряпку, обмотал Ванины волдыри на руках: «Терпи, казак. Не стоять же нам сутки под дождем».