Золото Хравна

Он взял стрелу из ее руки.

Болт был короткий, без оперения. Торлейв стряхнул снег, и зазубренный наконечник засиял при полуденном солнце всеми четырьмя гранями. Черенок был глубоко всажен в толстое древко, скрученное из сухой свиной кожи, и обмотан для крепости суровой нитью. На серебре чернели врезанные в металл ряды знаков.

— Руны…

— Он серебряный! — воскликнула Вильгельмина. — И правда руны. Ты можешь прочесть?

— Похоже на старший футарк[50], — сказал Торлейв. — Только написана какая-то околесица… Возможно, это финские руны. Или, может, они спутаны нарочно, так бывает.

— Зачем?

Торлейв нахмурился:

— Не знаю. В монастыре меня не учили лопарской тайнописи.

— Торве! Это же колдовство, — упавшим голосом произнесла Вильгельмина. — Руны запутывают, когда хотят усилить заклятье, мне говорила об этом Йорейд. Что же нам делать? — Она с тревогой подняла глаза на Торлейва. — Йорейд читает любые руны! Она знает силу серебра. Она бы объяснила, что все это значит.

— Даже ребенку известно, для чего стреле делают серебряный наконечник, — пробормотал Торлейв, разглядывая находку. — Мы должны вернуть его охотникам и не встревать в их темные дела. Мне все это не по душе.

— Мне тоже, Торлейв!

— Надо сбегать в «Красный Лось» и отдать им их игрушку. В конце концов, эта штука немало стоит. Мы же не воры. Не будь он из серебра, я бы выбросил его в ту прорубь, что утром рыбаки проделали во льду у омута.

— Йорейд говорит, руны бывают добрыми и злыми.

Торлейв пожал плечами.

— Схожу к Агнед и оставлю у нее стрелу; пусть отдаст им, когда они вернутся.

— Пойдем вместе, — предложила Вильгельмина. — Я давно хотела навестить Агнед. Только я останусь в верхнем жилье, вниз спускаться не буду, раз там живут эти охотники. Не хочу с ними снова встречаться.

— Агнед будет рада, если ты придешь. И мне спокойнее за тебя. А охотников нечего бояться. В Городище будет кому за тебя заступиться.

— Пойдем прямо сейчас! Я только скажу Кальву, что не вернусь до утра. И попрошу Оддню, чтобы вечером проверила все запоры: Кальв стал стар, а у нее все же память получше.

— И пусть не выходят на двор с наступлением ночи! — добавил Торлейв.

Вильгельмина рассмеялась.

— Они такие суеверные, Торве, они и сами ни за что просто так не выйдут! Но я удивляюсь тебе: ведь это ты мне говорил, что не существует ни ётунов, ни троллей, ни альвов, ни ниссе… хотя и жаль.

— Я и сам теперь уже ничего не знаю, кто существует, кто нет, — сказал Торлейв, разглядывая болт у себя в руке.

— Ниссе уж точно существует! Кто же иначе кладет на Йоль монетки и пряники в мои башмаки?[51]

— Стурла Купец! — со смехом отозвался Торлейв, уворачиваясь от снежка, со всего маху запущенного в него Вильгельминой.

Пока она собиралась, Торлейв вместе со слугами ждал на крыльце.

— Стюрмир Грош, сын Борда… — проговорил Торлейв. — Скажи, Кальв, ты знаешь что-нибудь о нем?

Кальв неуверенно почесал в затылке, но Оддню, знавшая всё про весь свет, всплеснула руками и воскликнула:

— Это ж тот самый трёнд, охотник с Воронова мыса, дальняя родня нашего молодого хозяина! Фрида давеча рассказывала, что он промышляет в наших краях вместе с Нилусом Ягнятником. Говорят, сам господин барон Ботольв призвал их выследить тех волков, что задрали Сварта Лесоруба.

Оддню оглянулась через плечо: как бы Вильгельмина не услышала.

— Да уж, темная история вышла с этим лесорубом, — задумчиво проговорил Кальв. — Знать, Белая Волчица покинула наши края.

— Белая Волчица? — переспросил Торлейв. — Что-то я сегодня уже слыхал о ней.

— А прежде неужто не слыхал? — усмехнулся Кальв. — Ты, парень, будто и не в нашей долине вырос!

— Отчего же, слыхал и прежде, — пожал плечами Торлейв. — Еще от своей бабки Турид, когда та была жива. Она, когда загоняла нас с братом в постель, то пугала всякими байками, чтобы мы и носа не посмели высунуть из-под одеяла. Но едва ли это Белая Волчица убила беднягу Сварта. Я ведь был там, когда его нашли, упокой Господь его душу. Ничуть это не походило на сказку. Кетиль, старший сын Торарина, уж на что крепкий малый, но и его рвало, чуть наизнанку не вывернуло. А про меня и говорить нечего.

Оддню перекрестилась.

Кальв помотал головой:

— Белая Волчица наводила порядок в наших лесах. Она была госпожой, а не убийцей. Поговаривали, не простой она зверь. Сам я никогда ее не встречал, хоть разговоры о ней пошли на моем уже веку. Но тех, кто про нее рассказывал, я хорошо знал. И я им верю. Как-то она спасла от обычных волков Симона, сына Эрика, брата Гуннара из Городища. Симон уверял, что с нею был еще один волк, черный как смоль, и они вдвоем прогнали целую стаю. С тех пор люди не однажды видели их в разных местах. Однако давненько я уж не слыхал тех историй. Раз волки вновь распоясались в нашей долине — видать, Белая Волчица ее уже не охраняет.

— Либо она была оборотень, либо колдунья в обличье зверя! — Оддню испуганно поджала губы. — И неизвестно еще, на благо ли, на горе ли встреча с ней. Симон-то, сын Эрика, через три года пошел в горы да и сорвался в ущелье, так-то!

И она вновь торопливо перекрестилась.