Золото Хравна

— Да какое там много! — махнул рукой Гамли. — Если б не королевский указ, кому вообще моя гостиница была бы нужна? Но без нее с округи взимали бы каждый год по сорок марок виры. Поэтому Гюрд Управитель освободил меня от уплаты некоторых налогов. Фуражом я торгую, это да, сено и ячмень для лошадей у меня вся округа покупает. Но на постояльцах мне явно не разбогатеть. Летом да по осени — бывает, кто из местных едет на торги и переночует у меня. Но в основном живем своим хозяйством.

Он сидел на лавке напротив Торлейва: смуглый и плотный, но скроенный на диво ладно. Во время разговора Гамли то и дело вскакивал, будто не мог усидеть на месте. У него была славная улыбка — видно было, что человек любит посмеяться. Маленькие темные глаза его поблескивали от выпитого вина.

— Отец мой ходил в Святую Землю с крестоносцами Тибо, великого ярла французов, — сказал он, заметив взгляд Торлейва. — Оттуда он привез мою мать. Она была мессианская еврейка из Сирии. Я пошел в нее.

— Интересная история.

— У нас на Вороновом мысе чернявых не любят, — пояснил Гамли.

Торлейв усмехнулся:

— Ну, мне-то все равно. Я и сам не слишком светловолос, как видишь.

— У нас говорят: если волосом темен, значит, черен душой, и течет в тебе кровь троллей или альвов. Я всем сразу рассказываю о себе, чтобы лишних мыслей ни у кого не возникало.

— Это всё вздор.

— Да и я так думаю. Давай еще по одной?

Торлейв покачал головой.

— Я так устал, что уже пьян от полкружки разбавленного вина. Думаю, с меня довольно.

— А что у тебя, Торлейв, сын Хольгера, со Стюрмиром-то вышло? Не хочешь — не говори. Просто вдруг сумею тебе помочь. Давно я знаю Стюрмира. Когда-то ходили мы с ним вместе в одну приходскую школу при церкви Святой Сюннивы[148]. Он старше меня на пару лет, и в детстве я натерпелся от него всякого. Поэтому сразу вижу, когда он что-то замышляет. Глаза его так и бегали, когда он спрашивал о тебе, и подумалось мне, будто он боится кого. Уж не тебя ли?

— Может, и меня, — пожал плечами Торлейв. — Никулас Грейфи сказал, чтобы я во всем доверял тебе, да и нет у меня причин скрывать правду. Ты наверняка ведь слышал о сокровище Хравна?

Гамли вскинул черные брови.

— Кто ж о нем не слышал? Орм Лодмунд получил в свои руки сокровище, достойное королей. А потом припрятал его неведомо где. Даже я ребенком попытал счастья, да ничего не нашел. А Стюрмир — тот всегда был помешан на золоте.

— У Орма Лодмунда есть потомки в Эйстридалире. Знаешь ли ты Стурлу Купца, сына Сёльви? Они вместе с Никуласом Грейфи воевали в ту кампанию против датчан, еще при короле Хаконе Старом.

— Тогда и я должен бы его знать, хоть и не припомню. Мы с Никуласом в те времена были неразлучны.

— Стурла — единственный наследник Орма Лодмунда.

— Коли так, то и все золото должно было достаться ему.

— Если только оно вообще существовало, это проклятое золото! — вздохнул Торлейв.

И он рассказал Гамли о том, что привело его на Воронов мыс.

Гамли слушал не перебивая.

— Темная история, — сказал он, когда Торлейв закончил. — Темная и грязная. И плохо, что тут замешан Нилу с Ягнятник. В наших местах он появлялся редко, но я наслышан о нем. Когда происходит такое — мечу не лежится в ножнах. А кто в наше время может быть уверен, что не окажется вдруг человеком, лишенным мира, вот так, как ты теперь?

— Я не стану просить тебя о помощи для себя, Гамли, сын Торда. Помогать мне — навлекать неприятности на свою голову. Но если мне удастся вызволить Стурлу, сможешь ли ты помочь ему и его дочери?

Гамли прижал руку к груди.

— Даю слово, что сделаю это!

— Я бы должен уйти из твоего дома и переночевать где-нибудь в хлеву. Тогда никто не сможет спросить с тебя за то, что ты дал мне приют.

— Я хозяин постоялого двора! — вскричал Гамли и стукнул кулаком по столу. — Я даю приют всякому, кто о нем просит. Никто еще не сказал мне, что Торлейв, сын Хольгера, — преступник, никто не объявлял это в церквях по всей округе. И деревянную стрелу с грамотой, в которой было бы указано твое имя, мне никто не приносил. Ешь, пей и спи спокойно! Меня не в чем обвинить!

— Что это ты расшумелся? — спросила Ланглив, войдя в горницу. — Дети давно спят!

— Куда ты положила мой точильный камень, женщина? — перебил ее Гамли.

— Он в сундуке, в сенях, — спокойно отвечала Ланглив. — А зачем тебе?

— Пришло время наточить мой меч! — величественно произнес Гамли.

— Иди лучше спать! — Ланглив откинула за спину белые крылья полотняной головной повязки. — Вон вино-то в склянке как поубавилось! И гостю нашему давно пора отдохнуть. Он устал, а ему в дорогу с утра.

— Мне тоже в дорогу! — сказал Гамли. — Я иду с тобою, Торлейв, сын Хольгера!

— Оставь, Гамли, — покачал головою Торлейв. — Что тебе до моих дел?

— Должна же существовать справедливость на этой земле!

— Мне всегда казалось, что есть вещи поважнее справедливости, — сказал Торлейв.

Ланглив внезапно посмотрела на него со вниманием.

— Какие, например? — спросила она.

Он пожал плечами.

— Например, милосердие.

— Говорите вы прямо как епископ! — вздохнула Ланглив. — Пойдемте, провожу вас в вашу спальню!