Золото Ларвезы

И тенью скользнула в толпу, но через мгновение вернулась, держа за шкирку отвратного вида тварь, которая барахталась, норовя вырваться. Охотница с явным облегчением расцепила пальцы, встряхнула кистями, словно они занемели. Народ в углу оживился. «Идет-идет, поднатужься! – донесся властный голос старшей лекарки. – Давай, девочка, постарайся…»

Шнырь разглядел, кого притащила сто тридцать четвертая помощница Акетиса – точь-в-точь здоровенную раскормленную вошь – и невольно отпрянул.

– Держи свою добычу! – Ласма швырнула мерзкого паразита демону с клинком за спиной.

Вошь затрепыхалась, точно пыталась улететь, но ее мигом сгребла землисто-серая когтистая ручища.

– Думал, Чавдо, ты самый умный? – осклабилась Охотница. – Думал, нас можно перехитрить? Заметать следы ты умеешь, заранее приготовился. Но ты же не считал тех, кого обрек на мучения, довел до нищеты, подтолкнул к самоубийству, а их было много, очень много… Все они взывали к справедливости – взывали к нам, не надеясь на людскую справедливость. Из их горя сплелась моя ловчая сеть, из их боли свилась путеводная нить, которая привела меня сюда, не пришлось тебя долго искать.

И сунула добычу в рукав.

– Ты чуть не опоздала, – бросила она Ласме вместо благодарности.

Шнырь на шажок отступил, потом еще на шажок. Если важные персоны о нем забудут, может, и получится тикануть, и бегом до тетушки Старый Башмак или до тетушки Весёлое Веретено, уж они ему как-нибудь подсобят, тухурвы много всякого умеют…

Тут его взгляд зацепился за растение на подоконнике – ишь ты, звездолянка лапчатая, он такую во сне видел! Только во сне она была пышная и раскидистая, а у этой всего-то три листочка из горшка торчат. Зато горшок точь-в-точь тот самый, приснившийся.

– Шнырь! – повернулась к нему Лазурная Ласма.

– Гляньте, что здесь! – он показал пальцем на звездолянку.

– Ты чего ждешь? Пошел!

Влепила подзатыльник – и он полетел кубарем прямо туда, где хлопотали над кем-то лекари…

7. Трое в лодке

Зинту выпустили из лечебницы под честное слово, что она не станет больше искать приключений по глухим закоулкам. Жрецы Милосердной так ее пристыдили – сквозь землю бы провалилась. А Суно дал ей «Ментальный почтальон»:

– Это тебе для связи с моими порученцами. Если увидишь, что творится беззаконное насилие, мимо которого пройти не можешь, сразу им сообщай. А сама на рожон не лезь, очень тебя прошу. Окаянные князья Хиалы, знаешь ли, не каждый день по нашим улицам разгуливают.

– Лис не окаянный, – не поднимая глаз, возразила Зинта. – Он не такой, как другие демоны.

Жрецы уже ушли, они сидели вдвоем в комнате с лиственно-солнечной завесой в окне. На сине-бело-коричневых квадратах скатерти трепетали тени яблоневых веток. Было хорошо и уютно, только шов возле левого подреберья немного тянуло.

– Вот и я о том же.

Осунувшееся лицо Орвехта, как будто постаревшее после смуты, повышения по службе и навалившихся новых обязанностей, стало задумчивым, с оттенком неясной тревоги.

– В чем дело? – насторожилась Зинта.

– Да что-то непонятное с этим Лисом. Словно подкинули загадку, которую не могу разгадать. Хотя прецеденты бывали, и наш знакомец, скорее всего, пойдет на службу к Акетису, а мы с тобой счастливые очевидцы сего феномена.

Рассуждая о перспективах Серебряного Лиса, Орвехт привычным движением, словно подписывал документы, рисовал в воздухе обережные знаки. Наверняка и заклятье отводящее сплел, но Зинта не волшебница, чтобы это почувствовать.

– Ну вот, ты же сам сказал, что прецеденты были! Тогда что непонятно?

– Есть ощущение, что ситуация непростая. Как формула с неизвестной переменной. Или картина, которую видишь в щелку, и часть деталей находится вне поля зрения.

Он хотел что-то еще добавить, но тут его позвали мыслевестью по делам Ложи.

– Чуть не забыл, – уже шагнув к порогу, он усмехнулся. – Новое письмецо от Нинодии, вставшей на путь исправления. Почитай.

И положил на стол вскрытый конверт с тетеревом и кораблем на кривовато наклеенных марках.

Зинте осталось полтора месяца, ее сын должен родиться в конце лета. Когда она вступилась за ту девчонку, думала, что уличные поганцы не рискнут поднять руку на служительницу Милосердной – и получила нож под ребра. Уже потом узнала, что спас ее Серебряный Лис, на руках отнес домой, а после примчался Берсойм, молодой лекарь под дланью Тавше. Сейчас ей было совестно: негоже беременной рисковать собой и ребенком. Но если бы прошла мимо, делая вид, что ничего не замечает, тоже было бы совестно. Сколько же дряни развелось в Аленде после смуты – словно взбаламутили лужу, и вся грязь со дна поднялась.

Кого ей не хватало, так это Эдмара: он, конечно, тот еще зложитель, но вот бы с ним поболтать о чем угодно, как раньше.

На днях Суно обмолвился, что князь Ляраны собирается в Аленду с официальным визитом. Надолго ли задержится, неизвестно: репутация у него после всем известной истории – оторви да выброси, только и осталось использовать чары личины, чтобы появляться в общественных местах инкогнито.

Заметив ее реакцию, Орвехт хмыкнул: