Речка, по которой они плыли, как по тростниковому коридору, впадала в другую реку, такую широченную и сверкающую, что хотелось зажмуриться. Противоположный берег еле виден – то ли есть, то ли нет.
– Это Канабара, – объяснил Ювгер. – Течет с востока на запад. А вон там Унский хребет.
Далекие горы на востоке тянулись в обе стороны бесконечным сизым контуром. Слишком много простора, и расстояния такие, что голова кружится. Мейлат полжизни бы отдала, чтобы вернуться в Эгедру, но Клименда, которую на самом деле зовут Глодия, и Ювгер, которого на самом деле зовут как-то иначе, не собирались считаться с ее желаниями.
Пока пересекали Канабару, она сидела, уставившись на свои колени, и прерывисто дышала, чувствуя себя так, как будто уже начала тонуть в этом бескрайнем водяном сверкании. Когда наконец добрались до берега, тихонько рассмеялась от облегчения.
– Очалга вроде там, – Глодия, которую нисколько не проняло, показала на северо-запад. – Это что же, нам теперь пешком туда трюхать?! Ну ты завез нас, одно слово – угробище!
– Сама дура! – огрызнулся ее бывший супруг. – Дохлый чворк тебе, а не Очалга. Я не придурок туда соваться, меня там сразу повяжут. Хотя не повяжут, я надеру им задницы, но все равно там засада.
– И не только надерешь, – проворчала Глодия, недобро щурясь на раскинувшиеся вокруг дали. – Уж это да…
– Ты держи эти мерзопакостные намеки при себе, а то веслом по рылу!
– Ну так и я тебе веслом по рылу! Ребеночка-то я из-за тебя потеряла, это твоя полюбовница подослала ко мне своих тварей, забыл что ли? И я кричала-кричала, а они меня терзали-терзали, а я и думаю, мой-то угробец об этом знает, но сидит пиво хлещет, хоть бы что ему…
– Да не знал я об этом ничего! – рявкнул Ювгер. – Сколько раз тебе повторять! Значит, так, слушайте обе, пойдем вверх по Сябану до Крибы. Ты насчет географии хоть немного соображаешь? Сябан – приток Канабары, до него отсюда должно быть несколько шабов, а Криба – это колония, поделенная между Ларвезой и Бартогой. Вам же лучше, оттуда вдоль Уна идет на север железная дорога, не придется с караваном через Олосохар тащиться.
– А ты после этого куда? Небось тоже по железной дороге – и за горы в Бартогу?
– Любопытной гусыне нос прищемили, – буркнул Ювгер.
Переругивались они по-ларвезийски, но Мейлат почти все понимала благодаря висевшему на шее языковому амулету. У Ювгера полно артефактов, и она уже догадалась, что он амулетчик. Глодия тоже оказалась амулетчицей. Ох, и глупые же они, даже слушать не хотят о своем месте в пищевой цепочке. Человек, никем не вкушаемый, подобен сгнившему яблоку, в Эгедре об этом каждый знает. Но Глодия и то ли Ювгер, то ли не Ювгер – дикари из диких земель, что с них взять. Ужасно то, что Мейлат пошла против своего человеческого естества и вместе с ними сбежала в неизвестность.
Эти двое смахивали на речных пиратов – мелких, но опасных хищников, которые вовсю крысятничают, избегая связываться с теми, кто может дать отпор. Глодия загорела и похудела, зато набралась сил. Облупленный острый нос, цепкие и азартные глаза-щелки. Мейлат ее немного побаивалась, порой даже думала, что останься Перчинка в Эгедре, она вполне могла бы подняться на вершину пищевой цепочки – бывает же, что люди становятся вурванами. Вот и у нее был шанс найти свое настоящее счастье, а вместо этого она скитается, как последняя бродяжка.
Истрепанная куфла неопределенно-пыльного цвета, под ней грязная шелковая туника – напоминание о безбедной жизни во Владении Дахены. Замызганные шаровары во время вылазки за курицей порвались, Мейлат поставила на них три заплатки. Из-под выгоревшей разбойничьей косынки свисает тощая косица. Руки в шрамах, на голой шее рубцы от укусов – неприлично же, а ей хоть бы что! Но когда на шароварах позади разошелся шов, она всполошилась и потребовала, чтобы Мейлат починила прямо сейчас, прямо на ней. Ювгер, поглядев на это, обозвал их русалками-развратницами и сплюнул.
– А ты сам-то кто?! – злорадно выпалила Глодия, уперев руки в бока. – Сам-то чего вытворял со своим полюбовником?!
И ойкнула, потому что Мейлат случайно уколола ее иголкой.
– Не твое дело! – почти затравленно огрызнулся парень.
Схватил удочку – показалось, что руки у него слегка дрожат – и бегом умчался на видневшийся вдалеке мысок ловить рыбу.
Он был миловиден, носил батрацкую шляпу с затеняющими лицо полями. Превосходно сшитая – уж в этом Мейлат знала толк – безрукавка с карманами, штаны из добротной материи, тоже с дюжиной карманов. Шея и руки открыты, но без шрамов – сразу видно, из нераспробованных.
Мейлат в халатике с длинными рукавами и шарфе, повязанном на манер платка – и шея укрыта, и голову не напечет – можно было принять за уведенную пиратами пленницу. Она старалась угодить обоим, но недовольство Глодии пугало ее больше, чем недовольство Ювгера. С бывшим мужем Перчинки они скоро распрощаются, поэтому никаких шашней, как бы тот ни настаивал.