Золото Маккены

– А, да, – извиняясь, проговорил бандит. – Я совсем забыл упомянуть, что заключил договор с Микки: убить тебя и девчонку.

Все увидели, как под серапе зашевелился длинноствольный кольт. У Маккенны вырвался сдавленный крик:

– Боже мой, Пелон, – неет!!! Не надо, прошу тебя! Только не девушку!

– Тут я бессилен, патрон. Приготовься, пожалуйста.

Он немного развернул голову, смотря на стоящего чуть поодаль от остальных Микки.

– Ты тоже, сукин сынок.

– Что «тоже»? – нахмурился узкогрудый кавалерийский разведчик.

– Тоже приготовься, – ответил Пелон. – Просто с Маккенной мы договорились убить тебя.

Маккенна увидел, как – словно змея – Микки свернулся в кольцо, собираясь нанести контрудар – и постарался его предотвратить.

– Пелон! – крикнул он, надеясь в последнюю секунду остановить стрельбу, – пожалуйста, отпусти девушку! Не дай ей умереть изза того, что я в тебе ошибся. Это – пундонор – Пелон. Заклинаю честью твоего отца!

Казалось, жестокого сонорца проняло. Боль принимаемого решения исказила угрюмый рот, но, прищелкнув языком, он покачал головой.

– Конечно, извини, Маккенна, – сказал бандит, – но мой отец бы меня понял. Тебе придется умереть с неверным представлением о моей чести. И обо мне. Ты ошибался: нет во мне слабины. Грустно конечно, что приходится разрушать сложившийся образ, но жизнь жестока, полна паршивых неожиданностей и хрупка, как кости новорожденного птенчика. Прощай, амиго.

– Пелон, сынок, не убивай их!

Все позабыли о существовании Мальипай. И вот теперь вспомнили. Она стояла рядом с вьючной лошадью и дуло «спенсера» было направлено прямо в живот ее уродливому сыну.

– Будь паймальчиком, – сказала она, – и вынь изпод серапе свой револьвер. Делай, как мамочка велит.

Пелон не пошевелился

– Мать, – спросил он, – неужели ты сможешь меня пристрелить?

– Пока не знаю.

– А я смогу пристрелить тебя?

– Разумеется.

– Ну, так не гони волну. Будь благоразумной. Убери ружьецо. Да, и кстати, скажи этому глухому ослу, Хачите, чтобы прекратил на меня пялиться и пробовать пальцем лезвие топора. Ни тебе, мамачита, ни ему – ничего не будет. Вы оба апачи.

– Но белых, – не сдавалась старуха, – ты всетаки убьешь?

И тогда Пелон впервые за все время потерял самообладание.

– Мать, черт тебя побери, выслушай меня! – заорал он. – Я ведь о твоем народе пекусь, твой народ защищаю. Закон апачей гласит, что ни белый, ни черный, ни серобуромалиновый не должен остаться в живых, если он увидел Золотой Каньон. Ведь так говорит идиотский закон твоего собственного племени? Так почему же, черт возьми, ты не хочешь поступать сообразно ему?

В то же мгновение Хачита, стоявший до тех пор со своим обычным отсутствующим выражением лица, выпрямился и звонко хлопнул себя по лбу.

– Точно! Точно! – взревел он. – Я все вспомнил!.. Теперь я знаю, знаю!!!..

Он протанцевал и заключил остолбеневшего Маккенну в объятия.

– Ну разве не чудесно, что я все вспомнил, мой белый друг? Как ты и обещал. О, я так рад, так рад. Спасибо тебе, спасибо!

Маккенна молча благословил столь приятную отсрочку казни, ощущая, как пересохло у него во рту.

– Ты хочешь сказать, – осторожно высвободился он из костедробильных объятий индейца, – что должен был помнить о том, что всех пришельцев в Снотаэй, не принадлежащих к твоему племени, следует уничтожать? Чтобы они не разболтали тайну Золотого Каньона?

– Да, да, добрый мой друг. Разве это не чудесно?

Бородач не мог поверить собственным ушам. Он попытался приструнить задрожавший голос, надеясь достучаться до непрошибаемого апача.

– Но мы с белой девушкой тоже пришельцы, Хачита, – сказал он тихо, – и не принадлежим к твоему племени. Нас ты тоже убьешь?

– Это очень, очень печально, но придется. Вот зачем мы приезжали с Бешем на ранчерию старого Эна. Нас послали охранять и сберечь сокровище для нашего племени.

– Но, Хачита, подумай! Ведь мы твои друзья!

Казалось, апач его не слышит.

– Правильно, мы должны были спасти сокровище от Пелона и ему подобных, – бормотал он. – «Хачитаубей всех!» приказал мой верный друг. «Смотри, чтобы ни один, в ком есть хоть мельчайшая примесь белой или мексиканской крови, не ушел». О, как радостно! Какое счастье!

– Дьявольщина! Ах, ты, вонючий апачский ублюдок! – заорал, внезапно встревожившись, Пелон. – Да во мне самом мексиканская кровь. А что ты скажешь по поводу Микки? В нем вообще намешано черт знает чего, черт знает с чем!

– Верно, верно, счастливого тебе пути в Темноту, хефе.

Прежде, чем бандит понял, что последние слова индейца относятся непосредственно к нему, Хачита уже стоял рядом. Он двигался настолько быстро, что никто ничего не успел разглядеть. Топорик взвился в воздух, сверкнул в лучах восходящего солнца, повернулся полтора раза вокруг своей оси и вошел примерно на треть рукоятки в широкую грудь Пелона Лопеса. Удар был настолько силен, что тело разверзлось, как трещина при землетрясении. Умирая, бандит сделал единственный шаг в сторону Глена Маккенны, и его гротескное лицо стало пепельносерым.