Золото на ветру

По известному закону подлости, такая встреча не замедлила стучиться. Совершенно внезапно оба два действующих лица оказались уставленными нос к носу друг друга, так что полковник не успел обдумать и принять другой, более приличный вид.

В результате этой неожиданности, доктор Трегубый воздел обе руки в гору и отчаянно провозгласил:

- Я выбираю жизнь! Остальное берите, хоть все.

- Не думайте, я экспроприирую, - пояснил Чук, - где у вас драгоценности?

- Главная драгоценность - жизнь, - гнул свое Трегубый, - золота и бриллиантов, клянусь, не имеется, а деньги, все, что есть - вот, толкнул он пачку ассигнаций полковнику, который все сверлил его своим ярко-желтым взглядом, могущим, казалось, разглядеть самые потаенные закоулки любой загадочной души, не только что Трегубого.

- Может быть, тогда изумруды найдутся? - холодно поинтересовался Чук, дивясь своей сообразительности и мучительно силясь вспомнить, откуда выскочил в его голове этот вопрос.

- Клянусь! В моем доме никогда не бывало изумрудов! Впрочем, может, вы в ироническом смысле, так я готов открыть любую дверь, все показать вам. Ищите, может быть, как раз и найдете изумруды, суетливо бормотал доктор, в то время как Чук разглядывал, уведя наконец от Трегубого свой мучительный взгляд, полученные купюры.

Увидав на деньгах вместо привычных Ильичей растопыренных двуглавых орлов, он впал в некий столбняк и на неизвестное время оторвался от действительной жизни, опустив пистолет и даже позабыв о нем вовсе.

В тот же миг Трегубый, сразу обнаружив свою суть, с воинственным криком топнул сапогом по ноге полковника, защищенной одним лишь тонким носком. Чук, не ждавший подлости, изумленно разинул рот и уронил на пол оружие, а коварный врач, с усердием, похвальным в лечении дам и барышень, принялся изо всех сил оттаптывать каблуком полковничьи пальцы, да вдобавок во все горло звать караул.

Караул мигом оказался тут как тут. Это были четверо дюжих молодчиков в поддевках и с намазанными деревянным маслом волосами поверх гладких лиц. Одновременно с их появлением Чук укрепился в своей классовой оценке доктора окончательно и подумал, что, пожалуй, влип.

Четверка эта, огородив полковника от сторон света, принялась его тузить по чем попало, производя жуткие нечеловеческие звуки и зверски рыча.

Трегубый же сразу сделался очень доволен и даже показывал полковнику нечто вроде "козы", высовывая одновременно язык.

Однако, Чук быстро смекнул, что мог бы много снести таких побоев, без особенного для себя вреда и, собравшись бесчувственным комком, ждал окончания спектакля.

Вскоре бойцы притомились и по этой причине сволокли слабо упиравшегося Чука в подвал, в сопровождении оскорбительных прощальных жестов и прыжков подлеца Б.Трегубого.

Внизу караульные сразу переменили выраженья своих лиц, растянув их в улыбки и утерев потные лбы. Затем они объяснили Чуку, что в иных местах могли бы составить ему партию в таком же или подобном деле и даже имеют для такого случая некоторый опыт и инструмент.

Тут же было полюбовно решено, что да, давно уж пора "брать" ювелирный магазин Аптекмана, чем валять дурака. Полковник предложил свой план, который был с восторгом принят, так как все самое трудное Чук брал на себя. На Трегубого же было решено махнуть рукой как на обреченную прослойку.

IV

Леопольд занялся делом прямо противоположным. Еще в начале последних событий, перед арестом и побегом, его взволновала одна деталь городского пейзажа - афиша на круглой тумбе. Лепа еще подумал, что за такой тумбой удобно прятаться от слежки, а потом вдруг увидел афишу.

Содержание ее прямо-таки перевернуло его душу. В окружении мелкого текста алело набранное рубленым шрифтом имя: ФЕДОР ШАЛЯПИН.

- Ради одного этого, - думал Лепа, - стоило заводить дружбу с Терентием. Шаляпина Каверзнев любил с детства, так как имел родню на Волге, у которой было несколько старинных пластинок в комплекте с небольшим граммофоном. Бывало, наточит дед Лепин иголку на бруске, установит ее в специальный зажим и ну гонять Шаляпина весь вечер. А под окном Волга течет и другой берег виднеется, и церковь с горящим куполом. Этого впечатления Лепа во всю жизнь позабыть не мог.

Так что, увидав афишу, он сразу решил кровь из носу попасть на концерт, и теперь ноги его, помня дело, понесли Леопольда в сторону обозначенного в афише театра.

Дорогой он сообразил, что даром на концерт не пустят, однако некая уверенность несла его как на крыльях, обещая удачу и наполняя грудь пьянящим воздухом. С быстрого шага Лепа то и дело сбивался на прыжки в длину, в высоту и даже на бег крупной рысью.

Как по обещанному, неожиданно подвернулась бильярдная. Не раздумывая, Леопольд завернул в нее. Тут же он, рискнув своей линзой, оцененной в рубль серебром, без особого труда выиграл нужные для входа 5 рублей. Всю игру ему везло. Шары сами собой вкатывались в лузы, помимо тех, что с треском влетали от ударов молниеносного Лепиного кия. Почувствовав в себе признаки губительного азарта, Леопольд прервал сражение, удовлетворенный выигрышем и, зажав в кулаке синюю купюру, поспешил к выходу.