Золото наших предков

Калину буквально обдало жаром – эти офицеры оценивали свой товар в рублях.

– Ну ладно, ладно… хорошо пусть будет пятнадцать, торопливо согласился Калина и, чтобы спрятать буквально распиравшую его радость, срочно опрокинул в себя рюмку водки.

– Значит, Пётр Иванович, договорились? Хотелось бы, чтобы от вас приехал провожатый, по Москве дорогу показать, а то, боюсь, машина наша заблудится, – воспрял духом и полковник.

– Без проблем. Скорее всего, я сам и приеду сразу с деньгами и сопровожу машину…

Потом Калина всё подсчитал и получалось, что товар фирме обойдётся в какие-то две с небольшим тысячи долларов, а взять с него даже по приблизительным расчётам можно было не меньше десяти. И ещё он подумал о том, что для этих нищих офицеров пятнадцать тысяч рублей, которые скорее всего поделят меж собой командир и его зам… для них это большие деньги. Ведь тот же полковник в месяц имел всего-то тысячи две. Недаром они так радовались этим деньгам.

Шебаршин обрадовался не меньше узнав, что за пятнадцать тысяч «деревянных» можно приобрести три десятка радиостанций, с которых Калина обещал взять вчетверо больше и никаких хлопот с документами, НДС, даже с транспортом. Всё как на блюдечке… Калина, докладывая директору, намеренно занизил ожидаемую прибыль, по его оценкам, в действительности, она должна была превышать расходы не менее чем в пять-шесть раз – он уже не являлся патриотом чужого бизнеса, он думал о себе.

После того как прибыли машины с воинской части и Пашков принял радиостанции на склад, Калина вызвал его в кабинет, запер дверь и тихо не то приказал, не то попросил:

– Сергей, этот материал не трогай… он мой. Понял?

Пашков внимательно посмотрел шефу в глаза и улыбнувшись ответил:

– Какой разговор, Иваныч. Я же тебе говорил, что тебя не подведу. Твое так твоё, всё ясно.

Хоть и бодро ответил Пашков, но особой радости от такой перспективы не испытал, ибо ресурсы, из которых он черпал свою «добычу» уже поистощились, а новых поступлений, кроме этих радиостанций, не было. Но то что Калина, как бы неофициально, заключил с ним договор, несомненно являлось положительным фактором. Пашков почувствовал себя увереннее.

На 8-е марта Пашков, наконец, смог сделать жене долгожданный подарок. Правда, то был совсем не сюрприз. Они эту покупку обсуждали давно и решили к празднику купить, наконец, итальянскую стиральную машину марки «Индезит» с сушкой, за пятьсот с хвостиком долларов. Настя все последние годы мечтала о такой. К хорошему привыкаешь быстро. Жена без устали выстраивала планы своих следующих покупок, однако при всём при том не забывала постоянно откладывать «зелёные», собираясь открывать валютный счёт в сбербанке. «Добыча» мужа позволяла с оптимизмом смотреть хотя бы в ближайшее будущее.

Видя улучшение настроения жены, Пашков решил признаться, что ходит в соседний дом слушать лекции пожилого профессора. Настя сначала выразила естественные женские подозрения, но когда муж в подробностях описал фрагменты лекций, показал принесённые альбомы репродукций… Зная его тягу к художественной культуре, к тому же при таком заработке, она решила, что можно позволить эту блажь. На очередную лекцию Пашков пошёл уже, имея на то официальное разрешение жены…

– Ну, как ваши ощущения после нашего разговора о культуре эпохи Возрождения? – задал обычный вопрос на «пройденную тему» Матвеев.

– Потрясающе, испытал такое… даже не удовольствие, а просто наслаждение. Знаете, во многом я с вами стал соглашаться в процессе более внимательного рассмотрения репродукций в тех альбомах, что вы мне дали. Но кое в чём остался верен своему прежнему мнению.

– Что именно вы имеете в виду?

– Ну, например, вы называли вершиной художественного творчества творения трёх титанов Возрождения, Леонардо, Рафаэля и Микельанджело. А мне кажется венецианцы ни сколько не ниже. Мне даже Тициан больше всех нравится. У меня конечно не профессиональный глаз, но именно таково моё восприятие.

– Ну что ж, у вас вырабатывается индивидуальный эстетический вкус, вы не смотрите в рот авторитетам, имеете свои пристрастия, это очень хорошо, – похвалил профессор.

– А вот в чём я с вами теперь согласен, это насчёт Рубенса. Действительно грубоват.

– Тут мы с вами несколько вперёд заскочили. Рубенс это уже следующая эпоха, эпоха барокко. А крупнейшим художником той эпохи является Рембрандт, по величине художественного гения он равен титанам Возрождения.

– А я вот эти понятия барокко, рококо… К своему стыду признаю, что хоть и часто слышал эти термины, но не знаю, что они означают и чем отличаются.