— Интересная ты какая! Пока ты венгерский гуляш дегустировала, я о ребенке заботился. Между прочим, питание ребенка должно быть сбалансировано. В меню должно присутствовать и мясо, и рыба, и молочные продукты.
— Кстати о гуляше! — воскликнула Степа, выделив из нашей шутливой перепалки одно-единственное слово. — Надо гуляш приготовить! Гуляш приготовил, поставил в холодильник, и пусть он там стоит, ждет своей очереди. Хоть неделю.
— Степа, ты уезжаешь? — вдруг испугался Олег.
— И не надейся! До следующей недели я совершенно свободна.
— Тогда зачем… — Олег опять посмотрел на кастрюльки и сковородки, в которых что-то булькало, шкварчало и из которых доносился дивный запах вкусной еды.
— Хочу эту неделю посвятить себе, — хитро улыбнувшись, призналась Степа. — Похожу по магазинам, приведу голову в порядок, солярий посещу.
— Бери пример, — обращаясь ко мне, назидательно произнес Олег. — Человек собрался сходить в магазин, на неделю вперед наготовил еды.
И уже выходя из кухни, пробубнил себе под нос:
— Интересно, сколько она собирается пробыть в магазине, если столько всего наготовила? Я в торговом центре и часа не выдержу, а женщины торчат там, пока деньги не закончатся. Куликов, ее муж — весьма не бедный человек. Значит… Нет, мне столько не съесть, даже вдвоем с Хрюном, — за этим признанием последовал тяжелый вздох. Олег еще раз обернулся, прежде чем прикрыть за собой дверь в кухню.
Глава 19
В восемь утра следующего дня мы со Степой пулей вылетели из подъезда. Олег был еще дома, и мы боялись, как бы он не стал расспрашивать, куда мы собрались в такую рань, если «Пилигрим» начинает работу в девять утра. Обычно я выхожу из дома не раньше, чем без четверти девять. Олегу прекрасно об этом известно. Кстати, магазины, которые намеревалась посетить Степа, открываются еще позже — в десять. А тут еще Алина под подъездом на своем «Опеле». Есть повод поразмыслить на тему: «Что на уме у этих дам? Неужели снова?..»
Олег — воробей стреляный, его на мякине не проведешь. Ему жутко не нравится, когда наша троица отбирает хлеб у славной полиции. Бывает, что и Сергей Петрович Воронков подливает масло в огонь.
«Это они еще на настоящих преступников не нарывались, — шепчет он на ухо моему мужу. — Но все впереди, и тогда ты, Олег Александрович, свободен как вольный ветер». Такой черный юмор у нашего майора.
На этот раз Степе удалось перехитрить Олега. За две минуты, перед тем как выбежать из квартиры, она подала племяннику на завтрак его любимые блинчики с мясом. Много положила, от души, столько, чтобы, пока он ест, мы успели спуститься по лестнице и сесть в Алинину машину.
Запрыгнув в «Опель», Степа скомандовала Алине:
— Жми, пока Олег в окно не выглянул и тебя не увидел.
Алина, зная об отношении моего мужа к «безобидному» хобби своей супруги, посочувствовала:
— Бедняжка, никакого взаимопонимания в семье.
Я на ее слова обиделась:
— Просто он переживает за меня.
— И то верно, — не стала со мной спорить Алина. — А моему мужу все равно, где я время провожу. У него на первом месте не жена, а наука. Вчера из лаборатории он принес беременную крысу, зараженную птичьим гриппом.
— Алина, ты ничего не путаешь? Все-таки птичьим гриппом птицы болеют, а не крысы.
— Ну не гриппом, так оспой или проказой, хрен редьки не слаще. Я ему: «Вадим, что ж ты в дом всякую заразу несешь?». А он мне: «Как ты не понимаешь, может, Клеопатра спасет мир от смертельной болезни! Я ее не могу сейчас в лаборатории держать, потому что она нуждается в круглосуточном уходе». Вы слышали? А то, что я могу заразиться от Клеопатры птичьим гриппом или проказой, ему все равно. Наука требует жертв, и этой жертвой должна стать я. Человечество скажет «спасибо».
— Алина, мы на улицу Раздольную едем? — решила я сменить тему. При всем при том, что моя подруга сильная женщина, иной раз ее пробивает на жалость. И если ее вовремя не остановить, то описанием своих невзгод она выдавит из вас не одну слезинку. Начинать день со слез мне не хотелось, поэтому я и напомнила Алине, для чего мы сегодня так рано встретились.
— Разумеется, на улицу Раздольную. Главное, из центра вырваться, а там быстро доберемся, на окраинах пробок не бывает.
Как нам и обещала Алина, покинув центр, мы поехали быстрее и уже через сорок минут были на улице Раздольной.
— Раздольная, — пробормотала я, поглядывая по сторонам. — Слишком уж романтическое название для этой улочки.
— А я тебе о чем, — кивнула головой Алина, останавливая машину.
Улица состояла сплошь из полуразвалившихся домов, многие из которых были нежилыми. Об этом легко было догадаться по выбитым в рамах стеклам и сорванным с петель дверям. Асфальта на улице никогда не было. Вдоль покосившихся заборчиков по обе стороны от дороги были брошены доски. Черные и полусгнившие доски служили своего рода тротуаром. Сколько времени они здесь лежали, наверное, не смогут вспомнить даже старожилы этой улицы. Если бы не недавно прошедший дождь, я бы в жизни бы не ступила на эти доски, боясь провалиться в ямки, скрытые под настилом.