Золото Партии

– Да, – ответил Петя. Он хотел пройти в комнату, но увидел чью-то руку в луже крови, и его замутило. Он выбежал из квартиры во двор, нагнулся над сугробом, и его вырвало. Через десять минут, когда блевать уже было нечем, он лёг и умылся снегом.

– Поехали, щас приедут пожарники, – Егерь стоял рядом. Окна злополучной квартиры полыхали огнём, соседи начали беспокоиться, и кто-то уже громко крикнул «Пожар! Горим!»

Петя встал, отряхнулся от снега и пошёл за ним в сторону вокзала.

Через два дня лейтенант Серов выругался матом, ковыряясь в дымящихся обломках квартиры.

– Что говорят соседи, видели его? – спросил он у сержанта, закуривая.

– Да нихуя они не видели. Все бухали, праздники ведь. А у тебя что?

– Пиздец, бля, – Серов сделал глубокую затяжку. – Четырёх алкоголиков прирезал, понять можно. Но нахуя надо было коту башку сворачивать? Падонок, блядь!

23.12.05 13:23

Dashman

Хуй Булыжников:

Кто выеб ЯД?

Столичная общественность была обескуражена. В техническом лицее №28, в котором учились отпрыски высшего света, произошло ЧП. Знатного трудовика и заслуженного военрука Якова Данилыча, которого ученики прозвали коротко ЯД, выебали в жопу. Причём, как заметил сам Яков Данилыч: «По калибру хуя, думато, что эт был школьник, разъебить его в кровавое!» Была в экстренном порядке собрана комиссия по расследованию факта детского изнасилования, с привлечением чинов из РайОНО и участкового муниципального полицейского в звании младшего лейтенанта, по фамилии Лукин.

Лейтенанту было поручено провести «расследование по-быстрому».

Первым пунктом в расследовании, участковый решил выделить допрос потерпевшего.

- Расскажите, пожалуйста, Яков Данилыч, как всё было. Может быть, вы деталь какую заметили? Или упустили чего.

- Дык, разъебить, я и говорю. Посрал я.

- Где, уточните.

- В сральнике.

- Хорошо, дальше.

- Встал, повернулся посмотреть, что там да как. Вдруг глисты, или солитёр какой. В нашем деле лучше перебздеть, вы ж меня понимаете?

- Продолжайте, прошу вас.

- Дык вот, повернулся, нагнулся. А зрение-то у меня ни в пизду, ни в красную армию. То есть, эта, по зрению-то меня из инженерных войск и списали. А инженерные войска – это же хребет армии, её тыл и лобная кость. Инженерные войска…

- Не отвлекайтесь, Яков Данилыч.

- А, да. На чём остановился?

- Вы раком встали.

- Да-да. Нагибаюсь я, значит, а форточка в сральнике-то открыта. Тут меня радикулит и прихватил. Ни разогнуться, не повернуться. Стою, охаю. А этот охальник, сзади подошёл, ну и, сами понимаете.

- Произошло сношение…

- Какое там отношение. Выеб. Выеб пиздюк малолетний. Как таких земля носит? Как таких матери рожают? – Яков Данилыч наполнился праведным гневом. Он мог ещё полчаса причитать, но лейтенант задал следующий, стратегический вопрос.

- А опознать вы его сможете?

- Нет, - вздохнул потерпевший, - лица я его не видел. Да и ботинок тоже.

- Может, голос запомнили?

- И голоса его не слышал. Молчал паскудник.

- А долго это продолжалось?

- Секунды три-пять, - явно начал врать трудовик. – Может меньше.

- Хорошо, в каком это было часу?

- В семь пятнадцать. Точно, я класс закрываю в семь десять, пять минут в сральнике, то да сё.

- А на помощь вы когда звать начали?

- Тогда же и начал.

- Хорошо, вы свободны.

Следующим на допрос была вызвана Тамара Егоровна – уборщица.

- В каком часу вы заканчиваете работать?

- Ну в девятом.

- То есть, на момент совершения преступления, вы находились в школе.

- Ну да.

- И никуда не отлучались?

- Ну да.

- Вы первой услышали, крик о помощи потерпевшего?

- Ну он просто орал. О помощи, или не о помощи, хто ж его знает.

- И в котором часу это было?

- Ну в восьмом.

- Когда вы вошли в туалет, вы никого там не заметили.

- Ну Данилыча. Раком стоит, орёт.

- А ещё?

- Ну никого.

- Хорошо, можете идти.

Дальнейшим пунктом в расследовании было определить круг подозреваемых.

По свидетельству вахтёра, в тот день никто незнакомый ему в лицей не заходил.

Время было позднее, и в лицее по расписанию оставался один единственный класс – литературный.

По вполне разумным причинам, девочек и учительницу литературы двадцати трёх лет из списка подозреваемых Лукин вычеркнул. Таким образом, их оказалось трое. Трое четырнадцатилетних пацанов из обеспеченных семей, ни знавших ни в чём отказа, и не ведавших отцовского ремня.

Они стояли перед ним, перед комиссией, перед учителями и завучами, ухмылялись и о чём-то в полголоса переговаривались.

План у участкового был прост и по-своему гениален. В столь юном возрасте, подросток не сможет скрыть перед столькими взрослыми людьми волнения, и сам всё в слезах расскажет.

- Ну чё, пиздюки. – Начал лейтенант. – Один из вас – пидараз. Я знаю, кто это, но хочу, чтобы он сам в этом сознался. Я даю ему шанс, потому что чистосердечное признание облегчает наказание. Понятно?