Золото Партии

Редкие молнии вспыхивали вдали. Над морем багровая полоска неба. Вода кажется красной, или она на самом деле темно-красная. Владимирский собор горел, несмотря на сильный дождь. Вся площадь заповедника была завалена трупами, обвитыми пуповиной. Среди мертвецов копошились карлики-каннибалы, разрывая тела острыми зубами и плюясь кусками человеческого мяса друг в друга. Их было так много, что, если не вглядываться, то могло показаться, что это живой ковер из каких-то неведомых животных. На самом берегу, рядом с сигнальным колоколом, спиной к морю, стояла мать всех уродцев с разорванным животом. Из матки свисала толстенная пуповина, которая разветвлялась на множество отростков, присоединенных к каждому аномальному ребенку. Большинство пуповин уходило куда-то в город, а часть даже в море. Мерзкие существа, те, которые не были заняты обгладыванием трупов, огромными прыжками исчезали за территорией Херсонеса и снова появлялись, уже без добычи, злобно пища и нервно водя своими огромными головами в разные стороны, словно вынюхивая дуновения жизни. Некоторые нападали друг на друга, перегрызали горловину, а потом присасывались ртами к оборванным пуповинам своих братьев, заливаясь темной густой кровью.

Макс стоял на четвереньках в крови и оторванных частях человеческих тел. Мать с разорванным животом смотрела мертвым взглядом прямо ему в глаза.

— Пора начать всё сначала, — прохрипела она, и из её живота вывалилась кишка и, словно выпущенная стрела, подлетела к Максу. Обвив его шею, притащила его прямо к ногам источающей вонь мамаши. Схватив его за подбородок, она подняла Макса, оторвав от земли, чуть выше себя, и другой рукой схватила его за язык, сразу вырвав его. Макс пытался сопротивляться, но его тело было словно парализовано, и он не мог пошевелить ни одной из конечностей, лишь захлебывался собственной беспомощностью. Последнее, что он увидел — как изо рта этой чудовищной твари появился раздвоенный язык и проткнул своими окончаниями наполненные слезами глаза. Макса окутала темнота и мучительная боль. Он чувствовал, что его погружают во что-то мягкое, вонючее и холодное. Он словно очутился в каком-то коконе. Скоро и все звуки исчезли. Темнота и тишина.

Через какое-то время Макс почувствовал сильный голод, ему становилось очень тесно. Он уже не ощущал себя человеком и не помнил ничего из своей прошлой жизни. Почувствовав силу в руках, он начал разрывать холодную органическую ткань, обволакивающую его.

Бах!

Кокон прорвался, и ноздрями Макс почувствовал холодный воздух затхлого помещения. Темнота всё равно окутывала его. Чувство голода вытеснило все остальные. Сбоку Макс вдруг услышал, что кто-то замычал, и почувствовал что этот кто-то сильно напуган. Инстинкт сделал всё сам. Одним прыжком Макс среагировал, оказался на человеке, издававшим мычание, впившись острыми зубами в его горло. Вкус теплой свежей крови и мяса доставил ему неземное блаженство.

— Иди сюда, Ненависть, — услышал он невнятный хриплый голос, такой родной, нежный, материнский.

Вечер. Морг. Кафель. Кафель белый. Холод. Еле-еле мерцает лампочка. На стене возле двери ползает муха.

4.

Среди мусора, возвышающегося холмами, вьется тропинка. Макс идет через свалку, обходя завалы железа, стараясь не упустить тропинку.

Свалка простирается до горизонта, конца ей не видно. Он плетется среди груд металла и сгнивших кузовов машин, взбирается на холмы мелких предметов. Осколков аппаратуры, корпусов телевизоров; преодолевает, как болото, насыпи из гниющих пищевых отходов и обглоданных человеческих тел. Он спускается с горы, целиком состоящей из сгнившей одежды и обуви…. Макс чуть замедляется, словно почувствовав что-то жизненно важное, необходимое, медленно поворачивает голову, останавливается. Долго и усердно принюхивается к воздуху. Резкий ветер порывами доносит до него дуновение жизни со стороны Фиолента. Оттолкнувшись от земли, огромными прыжками он удаляется, таща за собой грязную пуповину.

18.02.10 16:04

ZafuDenZafa