Золото, перина и ночная чертовщина

Нет, она не стала подговаривать дочерей или прочих слуг. Все делалось молча и постепенно. Поначалу миссис Уоткинс стала доверять Садиме небольшие работы по дому, не входившие в обязанности горничной. Но отказаться, сохранив приличия, девушка не могла. Затем в игру вступили Маргарет с Мэри. Их любимой забавой стало посылать Садиму за чем-нибудь на три этажа вниз. Когда же она поднималась, они немедля требовали новую вещь. Так они заставляли ее бегать туда-обратно, а если она задерживалась, бранили. И под конец отсылали ее, спровадив издевкой по поводу вспотевшего лица или запаха, который им претит. Мэй не участвовала в этом развлечении, но часто смеялась вместе со старшими.

Своим отношением к Садиме Уоткинсы указывали ее место. Вслед за ними и вся прислуга стала вести себя с ней с тем же презрением. Девушки на кухнях пересказывали друг другу пикантнейшие сплетни о ней. Служанки хихикали, когда она шла мимо. Мужчины не пытались скрывать похотливых взглядов. А родителям Садимы то и дело говорилось, что они плохо смотрят за дочерью. Дочь об этом знала и винила себя за это.

С приходом весны у миссис Уоткинс родилась оригинальная идея. Прочисткой каминных дымоходов – а их было пятнадцать штук – займется Садима. Две недели кряду та отскребала сажу, хлопьями падавшую ей на косынку и блузку. И как ни отмывалась она вечерами, под ногтями и в волосах все равно оставалась чернота. Миссис Уоткинс со старшими дочерьми смеялись, когда она проходила мимо вся в золе.

Садима могла бы восстать, хлопнуть дверью, подыскать другое место. Но для этого нужно было все бросить и уехать далеко, потому как здесь даже с рекомендательными письмами лорда Хендерсона слухи бежали впереди нее. А на отъезд у нее не хватало духу.

Иногда, оттирая руки, она останавливалась и рассматривала их. Они были красные, загрубелые, в мозолях. И все-таки она знала: где-то там, в запястьях, таится неведомая сила. Но увы, как ни водила она руками, как ни опустошала себя, ни подыскивала присказки… ничего не выходило.

Вечером она жадно проглатывала ужин. Потом поднималась в жалкую и утлую каморку, в которой жила у Уоткинсов. К счастью, у нее не было времени досадовать на комковатый матрас, жесткое одеяло и храп соседки по комнате, поскольку она мгновенно засыпала тяжелым сном без грез.

* * *

Когда Садима прочищала предпредпоследний камин, грянула новость. Уоткинсам пришло письмо. Приглашение на великолепной бумаге с золотым тиснением. На бал, который лорд Хендерсон устраивает в замке Бленкинсоп.

Сестры Уоткинс встретили новость удивительным образом. Вместо криков, восторженного визга или иных восклицаний они спокойно улыбнулись. Обсудили, когда надо будет подать экипаж, чтобы приехать без опоздания, и разошлись по своим комнатам с мечтательным видом девушек, хранящих тайну.

Разумеется, бал вскоре стал единственным предметом разговоров в Гринхеде. Прошел слух, что в этот вечер лорд Хендерсон представит свою невесту.

Садиме приходилось прикладывать вдвое больше усилий, чтобы казаться равнодушной к этой новости. Вся прислуга с наслаждением пересказывала ей каждую сплетню про лордову невесту. Ей расписывали ее красоту, богатство, титулы. И неважно, что слухи противоречили друг другу, а языки болтали что ни попадя. Женщины говорили, чтобы ее поддразнить, и дожидались слез. Мужчины тешили самолюбие тем, что поучают ее, ставя на место. Садима закрылась в панцирь. Она продолжала работать по дому, глухая ко всему, что творилось вокруг.

Вероятно, по этой причине она не разглядела в поведении сестер Уоткинс первых тревожных признаков.

Однако вскоре их было уже невозможно не замечать. Над домом нависла зловещая тень. Садима начала присматриваться.

Каждый день Мэй улыбалась чему-то, играя тонкой золотой цепочкой, какую носила теперь на шее. Думая, что никто ее не видит, она вытаскивала висящий на ней золотой кулон, целовала его и прятала обратно в корсаж. Мэри же крутила золотое колечко на мизинце. На Маргарет Садима не приметила никаких украшений, но старшая всегда была самой хитрой и скрытной. А расплывшееся по всему ее лицу выражение довольства не предвещало ничего хорошего.

Вызнать что-то Садима могла только у Мэй. Как-то в послеобеденное время, когда младшая сестра отдыхала в саду, растянувшись в шезлонге, Садима подошла к ней. Она несла на плече ковер и перекинула его через ветку, будто бы собираясь выбить пыль. За ним, как за ширмой, никто не мог их увидеть.

– У тебя такой счастливый вид, Мэй, – сказала Садима.

– Ах, если б ты знала! Да, я счастлива, очень счастлива. Но я не должна тебе ничего говорить.

– Конечно, мисс.

– Нет-нет, забудь, что я сейчас сказала.

– Да, мисс.

Садима вернулась к ковру. Мэй не могла больше сдерживаться.

– Садима, пообещай, что ты никому не расскажешь, – прошептала она. – В общем. На балу… Лорд Хендерсон объявит, что я – его невеста! Представляешь?

И Мэй шепотом поведала историю их тайной переписки. Вот уже несколько недель они посылали друг другу письма. Содержание их становилось все нежнее. Они обменялись подарками. И вскоре весь свет узнает об их помолвке.