Золото плавней

– Да слава Богу, Иван, – ответила супруга. – Хлопцы-то? Вона на базу, где им быть-то? Худобе корму задают.

Чтобы отвлечься от мыслей о предстоящей трапезе, Иван Михайлович тоже вышел к сыновьям, оставив женщин в хате одних.

– Ну шо, хлопцы, як худоба? – заботливо спросил атаман сыновей.

– Да мы только покормили, – ответил Михась.

– То-то и оно, – сказал поучительно Иван Михайлович. – Окромя того что кормить, остальное сегодня делать грех!

– Да знаем, батько! – теперь уже и старший, Микола, вторил отцу.

– Ну, знаем не знаем, а напомнить лишний раз не помешает, – по-отцовски добавил Иван Михайлович. И тут же перевел тему разговора в другое русло. – Морозно сегодня-то. Деды говорили, если на второй день седьмого января будет мороз, то и урожай будет хороший, – сказал Иван Михайлович.

– Да, батько, урожай нам добрый не помешает, – улыбнувшись, ответил Михась.

– У тя голова о другом болеть должна. И без тебя справимся, – нравоучительно заметил Микола. – Впрочем, и сам забудешь об этом, когда в училище поступишь.

– Да ладно тебе, братэ, – сконфузился Михась. – Хватит пугать.

– Так, харэ из пустого в порожнее. Заканчивайте, и в хату пошли. Еда уже, поди, дымится, – с нотками строгости сказал Иван Михайлович.

Словно услышав его слова, из хаты выглянула Марфа и позвала:

– Пошли разговляться. Готово уж все!

– Василь с Аксиньей обещались подойти, – заметил Микола.

– Это не Шелест-то? – спросил Иван Михайлович.

– Она самая, – подтвердил Микола.

– Ты ж погляди, яку девку этот охламон оттяпал! – удивленно и не без удовольствия ответил Иван Михайлович. – Мозги, видно, с бекреня вернулись на должное место. – И, замолчав на минутку, спросил: – А с хохлушкой той шо?

– А я почем знаю! – ответил Микола. – Оно мне надо?! Шо кацап, шо хохол – одна белиберда. Они нам не ровня.

– Вот оттож, – поддакнул Михась.

Иван Михайлович строго взглянул на младшего сына и, прищурив глаза, сказал:

– Не дай бог, если свяжешься с кацапкой в городе, пятый угол в хате искать будешь!

– Да ладно, батько, чего взъелся-то? – с обидой в голосе сказал Михась.

– Да и вправду. Чего в такой праздник о мирском?! Звиняйте, сынки, – спохватился Иван Михайлович.

– Да и ты нас, батько, – в один голос ответили братья.

– Господь простит. Пошли в хату! – закончил Иван Михайлович.

– Здорово живете, – в морозном воздухе раздалось традиционное приветствие. Василь с Аксиньей под ручку стояли у входа в хату.

– Слава Богу! – ответили Билые.

– Христос раждается – славите, Христос с Небес – срящите. Христос на земли – возноситеся. Пойте Господеви, вся земля, и веселием воспойте, людие, яко прославися, – мелодично пропели Василь с Аксиньей.

– От це добре! – заметил довольный Иван Михайлович. – Христос родился – Бог воплотился! – И уже по-хозяйски распорядился: – Заходьте у хату. Разговляться пора.

Практически везде на Кубани трапезу рассматривали и как поминовение умерших предков и погибших членов семьи. Для этого на рождественском столе ставили лишний прибор и небольшую мисочку с кутьей.

Рассаживались по заведенной традиции. Иван Михайлович, как глава семьи, сел за стол со стороны красного угла. Сыновья по обеим рукам его, далее гости, и с краю уже Наталья Акинфеевна с Марфой.

После молитвы уселись трапезничать. Ели по традиции в основном молча. Громкие разговоры и празднословие даже в праздник не приветствовались. Считалось, что ангел незримо предстоит у стола.

Но, несмотря на традицию, Иван Михайлович все же не выдержал и негромко, глядя то на супругу, то на сноху, вытирая жир с рук, высказался:

– Ох и добрые круглик с пашкетом вышли! С руками чуть не съел!

– Ни на здоровье! – ответила Наталья Акинфеевна. Марфа же смущенно посмотрела в окно.

После трапезы Василь с Аксиньей поблагодарили хозяев за гостеприимство и отправились готовиться к колядованию. Билые же всем семейством вышли прогуляться по станице.

Малые казачата, колядовавшие небольшими группами поутру, уже не встречались. После разговления многие станичники парами или поодиночке вышли на морозный воздух «протрястись». А к вечеру вновь зашумели, запели колядки. Станица Мартанская вновь ожила к сумеркам.

Колядовали всего один вечер – в первый день праздника. Казаки постарше и парубки собирались гурьбой, ходили по дворам распевая при этом:

«Коляд, коляд, колядын, я у батька сын одын! Тонэнькый кужушок, дай бабка пятачок! Нэ дасы пяточка, визьму корову за рога а кобылу за чубрыну, и звэду еи в могылу. А с могылы та в кабак, та й пропью за пятак!»

Еще до наступления сумерек по станичным улицам начинали ходить молодые парни. Носили по станице звезду, заходили в каждую хату, где пели церковные песни. В это же время, еще до наступления сумерек, по улицам начинали ходить и девчата отдельными от хлопцев группами.

Подойдя к окну хаты, молодые люди спрашивали: «Благословыть колядуваты», а из хаты отвечали: «Бог благословыть».

И в морозном воздухе раздавались колядки: