Золото плавней

– Много было пролито казачьей крови, так много, что в казачьих поверьях степную ковыль-траву считают травой мертвых, растущей на костях наших предков – казаков. По сохранившимся легендам, ковыль – это седые волосы казачек, потерявших в войнах и походах мужей… Поэтому казаки никогда не рвут ковыль и не вносят его в дом. Выйди в степь и посмотри на волны серебристого ковыля, уходящие к линии горизонта… Эх… Того басурманина споймать – дело чести. У Дмитро не осталось никого. Он последний в роду Ревы был. Стало быть, станичный кровник абрек, в него со спины выстреливший. Найду, чего бы это ни стоило. А там как Бог даст.

– Э нет, братэ! – возразил Григорий Рак. – Нэ гожэ младшому попэрэд старшого в пэкло суваться. Вместа йидэм.

Традиции казаки почитали рьяно. Как ни пытался Гнат изменить решение брата, не вышло. Старших в станицах слушали. И кто знает, что там ждет впереди на чужой земле.

– Добрэ, братэ, йидымо вместе, – кивнув головой и впрыгивая в седло, ответил Гнат, младший из Раков. И добавил шуткой: – Гуртом и батька бить сподручнее.

Григорий подозвал свистом своего коня и, вдев ногу в стремя, вмиг оказался в седле. Несмотря на свои сорок годков, он мог бы дать фору в ловкости не одному молодому казаку. Да и стрелком был старший брат одним из лучших в станице.

– Благословите, станишные, и не поминайте лыхом, всяко быват, – сказал Григорий, обращаясь к своим одно-сумам.

Сидор Бондарэнко поднял руку, складывая пальцы для двуперстного знамения, и осенил обоих братьев, двигая рукой в виде креста:

– С Богом!

Развернув коней, братья Раки пустили их сразу наметом, и через минуту осталось лишь облако пыли, повисшее в воздухе, да гулкое эхо, бьющееся о каменистые уступы скал, исходящее от стука копыт.

Дорога шла через ущелье. Где-то недалеко, за тем перелеском, находился аул. Абрек, стрелявший в Реву, вряд ли смог уйти далеко. Горная местность не располагала к галопу. Да и рысью пускать коня по камням, которыми покрыта то тут, то там дорога, было ошибочным решением. Местность была незнакомая, но казаки ориентировались в горах не хуже местных жителей. Природная чуйка пластунов – то преимущество, которым не владели горцы. План созрел мгновенно. Пластунам в горах проще и быстрее было передвигаться пешком. Посему братья Раки решили дойти на конях до перелеска, расположившегося на склоне небольшой горы. Там, спешившись и укрыв коней в схроне, пройти по склону на другую сторону. Так сэкономить и выиграть время.

– Чуэшь, братэ, шо кажу, – нарушил молчание Григорий, – аккурат за отступников. Бывшие христиане – потурнаки, как называли их запорожцы, или ахрияны, как именовали их донцы, всегда испытывали ненависть со стороны казаков, которые считали, что они «отпали… окаянные, от… православные християнския веры самоволством – ни прелестью, ни мукою турских людей», «для панства великого, для лакомства нещастного». Вероотступники не могли надеяться на казачье снисхождение: ахриян, попавших в плен, донцы обычно вешали на якоре.

– Ну ты загнул, братка. Что в голове творится? Ты это к чему? За Журбу, чи ни? – ответил Гнат – Тююю. Так вин ще молодой. Не дрыснул в бою. Гарный хлопэць. А то шо невпапад казав, так то от малоопытности. Молодой же! Забыл, как сам таким был? Ты вот послухай, шо мне за братство казачье дидо Трохим балакал.

– Шо?

Гнат откашлялся:

– Дидо балакал, шо то время, когда москалы Сичь порушылы, так вот, все окрестные запорожские селения и главный кош были отданы в особое владение полковника Норова, отличившегося большим усердием в деле разорения мятежной Сечи, а в самой Сечи был поставлен Донской казачий Сулимы полк в виде гарнизона. Видя неизбежную гибель запорожского казачества навсегда и не желая из упорства покориться регулярной силе, запорожцы тайно сговорились между собой и в одну темную ночь в числе пяти тысяч человек, избрав походным атаманом Ляха, проскользнули в чайках мимо стороживших их военных постов и ушли в Черное море; приплыв к устью Дуная, они высадились и перешли в подданство Турции. Обязав воинской службой, турки предоставили запорожцам все права и обычаи казачьего существования. После этого бегства Сечь окончательно была разрушена, все укрепления снесены до основания, все жилые строения разрушены, не пощажены были даже памятники на могилах и часовни; лишь уцелела одна Сечевая церковь, в которой, впрочем, по уходе гарнизона не оставалось ничего, кроме голых стен. Через некоторое время было организовано Новое Войско из оставшихся запорожцев. Поселили их на территории между реками Днестром и Бугом, в Бессарабии, и названо, в отличие от бежавших в Турцию казаков, Черноморским. Черноморцы приняли самое деятельное участие в разразившейся вскоре Турецкой войне. На поле брани им, между прочим, пришлось встретиться со своими братьями, бежавшими в Турцию – запорожцами, и причем, по свидетельству очевидцев, обе стороны отказались действовать друг против друга, что и было уважено как турецким, так и русским начальством.