Золото Плевны. Золото Сербии

Жестокость и для нас удивительная, а ожесточенности воинской, настойчивости, – нет. Как будто ждут и те и другие чего-то. Ладно русские добровольцы ждут русского генерала, а турки чего ожидают? Недели две тому крупное соединение, при пушках разбило и рассеяло большой отряд Раевского. Могли бы и на лагерь двинуться – нет, остановились, табором стали, ну мы пушечки их вместе с огневым припасом – того… Лишили мы их артиллерии вместе с большинством обслуги. Османы ушли, а нам опять ученье.

Ночи теплые, хоть сделали несколько шалашей-холобуд на случай дождя, спим под открытым небом. Очень воздух здесь хорош. Фрукты всякие ранее не ведомые, только тоска накрывает по ночам. По дружине своей, детишкам четверым. Тоска смертная. Апельсины сочные, как картошку, ем, не чувствуя вкуса. Не радуют ни разносолы заморские, ни вина их фруктовые.

Давно, лет двадцать, еще не женат был, стали меня лихим казаком считать и любителем бражничать. Что говорить, люблю я вкус резкий, чтоб горло обжигало, и костер, в животе разгорающийся, и легкость, от земли отрывающую, а вот опьянение, разума лишающее, не люблю.

Когда Маричка мне первенца подарила, вообще интерес к горилке пропал, чего я только ни выдумывал, чтоб станичники не заметили перемен. Не так трудно оказалось. Непьющим казакам разговоров хватает, а любители после третьей чарки за собой-то следить перестают. Вот и слыл я лихим рубакой и записным выпивохой. Билый-старший на какой-то гулянке меня сразу раскусил и на разговор по душам вытащил. Ему одному признался. Он мне тогда рубль серебряный на гостинцы деткам дал, самому, мол, не с руки, и потом из Катеринодара часто подарки моим мальцам привозил. Счастье-то какое смотреть, как детишки радуются.

Я тут случайно с сербом познакомился. Возле местного шинка у него дом. Сад огромный. Вот через сад я как-то путь решил срезать, да и познакомились с Небойшей. Вдовец с двумя детьми. Так я к его деткам привязался, что все свободное время в этом доме пропадал. С детьми возился, игрушек настрогал. По хозяйству Небойше помогал, иногда учил детей казацкую еду готовить, играм нехитрым научил. Перед уходом обязательно стаканчик ракии, мол, в шинке сидел. Не хотел, чтоб про мою слабость языками чесали.

Вон Батько Швырь всю жизнь в походах, ни семьи, ни детей, один, как сокол в небе.

Сашко? Ну, у этого наоборот, только бабы на уме. Снесут башку когда-нибудь из-за этого племени. Нас бы всех не втравил в какую-нибудь историю. Нигде мужики не любят, когда с их женщинами тындыры-мындыры крутят. А он, как пес, без разбору на любую сучку кидается. Влипнет – никакие подвиги не спасут.

Григорий Молибога – он при атамане. Справный казак. Только в палатки русских офицеров одного Билого отпускает, и то старается быть поблизости, из виду не терять. Правильно. Семьи их издавна связаны, кровью пролитой склеены. Пришел черед детей новые истории казачьего братства писать. Хотя что за интерес у сотника к русским офицерам – совсем не понятно, и говорят, Молибога сказывал, они на непонятных языках. О чем?

Сербы эти непонятные. Сперва двоих из лагеря прислали, мол, охотники. Может, и охотники, только от крови человечьей даже не морщатся и с револьверами управляются – дай бог каждому. До чего они охотники, знать бы. Потом Сречко привел дядю с племянником-подростком. Хлопчик, который племянник, то пропадает, то опять объявляется. Кто-то у него из родни, мол, болеет. Так ты определись, с нами ты или с родней.

Нет, не по-нашенски тут воюют.

Опять же кошт у каждого свой. Утром еду готовить – одного нема. Появляется: «Я в село есть ходил, молочка с сыром захотелось». Другой: «Вечерять в шинок пойду. Мяса на сковородке захотелось». Какой вопрос, вон сковородка, добудь мясца и товарищей угости. Да и сам Вук Сречко – тот еще жук. Улыбается, по плечам хлопает, а сам глазищами так под бешметом и рыскает. Повел как-то меня в шинок, гляжу, а он все мои фокусы, чтоб не напиться, вытворяет, да еще как! Тут у них тяжелее вид сделать, каждому в стеклянной посудине с длинным горлышком наливают примерно по полчарки нашей. По глотку и пьют оттуда. Я сперва тоже, как он, только губы мочил да головой тряс, мол, ух какая водка забористая. Видя его интерес, нарочно выпил пару этих стеклянных чарочек, притворился сильно опьяневшим, он тут шуточки свои оставил и про Билого выпытывать начал. Как, где, что, чего. Ну я ему что еще в Греции было сговорено рассказал и вроде засыпать начал. Тут он меня и покинул, мол, отдыхай казаче, а в лагере нашем до утра не появлялся. Утром спросил, куда он делся. У вдовы такой-то ночевал. Не прочуял, что Сашко всех вдов тут знает. Давно та вдова с нашим волонтером живет. Опять соврал. Зачем? Одни вопросы.