– То есть бравые французские генералы все-таки решили, что даже при полной поддержке полков «Иностранного легиона» без аборигенного правительства им, так или иначе, не обойтись, – воинственно осклабился фон Шмидт, пытаясь достичь апогея «свойственной ему деликатности». – Пусть это будет и не весь Алжир, а всего лишь какая-то часть бывшего государства…
– Такой вариант развития событий тоже не исключен. Тем более что за правительством этого государства будут стоять воины местных племен.
– О, да, полторы сотни лихих «бедуинов Сахары», врывающихся на своих верблюдах в «нафаршированный» танками и трофейными фаустпатронами Оран или в Алжир! В город Алжир, – мечтательно уточнил оберштурмбаннфюрер СС, глядя куда-то в поднебесную даль, словно уже видел, как, вместе с песчаным вихрем из глубин пустыни возникают верблюжьи эскадроны.
– Бедуинов будет значительно больше.
– Незабываемое зрелище! – проигнорировал его замечание барон, предаваясь собственным фантазиям. – Такая атака способна впечатлить кого угодно. Узнав о ней, русские наконец-то заткнутся со своим «непокоренным» Сталинградом.
Словесной реакции не последовало: Бербер умолк и вскинул подбородок. Зато теперь во взгляде его фон Шмидт явственно уловил отблески той самой «ливийской гордыни», которой сколько угодно способен был кичиться шейх Хайраддин. Тем неожиданнее оказалось его спокойное и вполне добродушное обращение к барону:
– Утверждают, что вы – единственный, кто знает буквально все – о происхождении «сокровищ фельдмаршала», формировании его «Африканского конвоя» и захоронении на дне моря «контейнеров с золотом Роммеля».
– Вряд ли мне известно абсолютно все, – отрубил фон Шмидт своим грубоватым, нахрапистым голосом.
– Однако молва твердит…
– Молва может твердить только о том, что в этой стране и в этом мире теперь уже вряд ли найдется человек, которому известно больше, нежели мне. Во всяком случае, мне есть что вспомнить, господин шейх.
– Не сомневаюсь.
– А вы усомнитесь! – буквально взревел фон Шмидт, угрожающе налегая на ребро столешницы. – Почему бы вам не усомниться? Теперь ведь появилось много любителей всяческих мемуаров и прочих воспоминаний. Да и сами вы предстаете передо мной в облике такого себе странноватого благодетеля-дилетанта.
4
…Однако шейха совершенно не интересовало, кем и в каком облике он предстает в эти минуты перед фон Шмидтом. Взглянув на часы, он поправил все более «разнузданно» сползавший узел галстука и, вкрадчиво как-то положив на стол, для официанта, несколько итальянских банкнот, решительно поднялся из-за столика.
– Через десять минут жду вас в княжеском поместье, барон, – все еще сохраняя высокомерие тона и взгляда, произнес он. – Там и продолжим наш разговор. Охранник в курсе происходящего, – бросил он уже на ходу. – Он встретит вас и проводит.
Оберштурмбаннфюрер иронично посмотрел вслед Берберу и снова взялся за бутылку. Он прекрасно понимал, что интерес к его персоне людей, которые стоят за шейхом, продиктован только одним – желанием выйти на след африканских сокровищ Роммеля. Многие из тех моряков и эсэсовцев, которые в теперь уже далеком 1943 году состояли членами корабельных команд «конвоя фельдмаршала» или же служили в подразделениях корабельной охраны в роли морских пехотинцев, ушли в небытие еще во время войны. Остальные же один за другим при самых загадочных обстоятельствах исчезали уже в пятидесятые годы.
Сам Шмидт сразу же после гибели рейха оказался в англо-американском лагере интернированных германских офицеров. Даже теперь, много лет спустя, он мог бы признать, что это были не самые худшие месяцы его жизни: наконец-то он вдоволь отоспался, отдохнул от войны и необходимости постоянно опасаться нападения охотников на «сокровища Роммеля», которых про себя называл «фельдмаршальскими егерями».
Однако барон понимал, что долго так продолжаться не могло. И пока администрация не разобралась, кто именно оказался за оградой ее лагеря, барон сумел покинуть его с помощью подкупленного британского лейтенанта германских кровей, по документам некоего гауптмана Шмидта из тыловой службы танковой дивизии. С христианской скорбью попрощавшись с неожиданно отрекшимся от бренного мира однофамильцем, оберштурмбаннфюрер, по надежному каналу, подготовленному в свое время парнями Отто Скорцени из службы безопасности СС, вскоре оказался на одной из секретных баз в Австрийских Альпах.
Поначалу он увлекся совершенно бредовой идеей – организовать здесь, в Альпах, вместе с несколькими скрывающимися власовцами и эсэсовцами настоящий партизанский отряд, наподобие тех, которые русские организовывали во время войны на оккупированных территориях. Подтолкнули его к этой авантюре те двое из семи бывших бойцов РОА[26]
, которые уже имели опыт партизанских действий в белорусских лесах. Прозябая в одной из бревенчатых охотничьих хижин, барон уже видел себя в роли командующего альпийским партизанским фронтом и с помощью гонцов даже пытался создавать отдельные отряды, явки и тайные базы.