Золото Роммеля

– Вы меня разочаровали, Денхоф. Как и ваш Сорби-Варвар. Так все усложнить, втянуть в эту операцию массу исполнителей и еще больше очевидцев… Завтра же этих шакалов Зарана арестуют, и во время первого же допроса они сдадут Сорби вместе со всеми его варварами.

Штурмбаннфюрер мельком взглянул на барона и снисходительно улыбнулся.

– Вы не дослушали мой рассказ до конца, фон Шварц.

– Его конец предугадан, как завершение всем давно известной сказки.

– В таком случае есть смысл продолжить его на обратном пути.

– Стоит ли откладывать, Денхоф?

– Уверен, что после того, как прямо там, в бухте, вы осмотрите «поле боя» собственными глазами, мое повествование покажется вам более одухотворенным или, во всяком случае, не настолько скучным.

– Как всегда, темните, Денхоф… – угрожающе повел вскинутым подбородком барон.

Часть третья. Сокровища Роммеля

1

Июнь 1960 года. На борту яхты «Крестоносец».

В прибрежных водах Корсики

Овеянный утренней дымкой, отель «Пристанище паломника» возрождался на вершине безлюдного плато, словно заброшенный горный монастырь, декоративные башенки которого напоминали шпили давно не знавших ни молитв, ни покаяния храмов.

Несмотря на то, что тридцатиметровая яхта «Крестоносец» была оснащена мощным двигателем, шкипер[38] фон Шмидт, приказал матросам поднять белый парус с нашитым на него красным мальтийским крестом посредине, как повелел делать это всякий раз, когда приближался к любому побережью.

Согласно легенде, поведанной бедуином-продавцом, этот лоскут материи, с вышитым на ней крестом, некогда был частью плаща одного из предводителей испанских рыцарей-крестоносцев, захваченного в плен далеким предком алжирца. И сохранился он только потому, что в свое время отец бедуина наклеил его на кусок резинового плаща эсэсовского офицера из корпуса фельдмаршала Роммеля.

…Шмидт иронично взглянул на «священный символ крестоносцев», только вчера освеженный малиновой краской, и хотел вернуться к воспоминаниям о своей недавней, поистине судьбоносной встрече с шейхом Джамалом, но в это время дверь из кормовой, расположенной под капитанским мостиком, каюты распахнулась и в проеме ее появилась рослая, плотно сбитая фигура обер-диверсанта рейха.

– Какова обстановка в прибрежных водах, шкипер? – поинтересовался обер-диверсант рейха.

– Командир французского пограничного катера с любопытством рассматривал мальтийский крест на нашем парусе, наверняка принимая «Крестоносец» за английскую яхту с Мальты.

– Это потому, что французам сейчас не до вашей шхуны, Шмидт, – с яростным каким-то презрением прошелся Скорцени взглядом по приближающимся берегам Корсики.

– В самом деле, хотелось бы чем-то основательно отвлечь их, – неуверенно процедил шкипер.

– Теперь они со все большим опасением посматривают в сторону алжирских берегов, где именно в эти дни, по непонятным для властей, – интонационно выделил Отто слово «непонятным», – причинам, резко активизировали свою деятельность коммандос из подразделений ОАС. Но еще больше парижских демократов настораживает влияние оасовцев на солдат 1-го парашютного полка «Иностранного легиона»[39], который уже сейчас рассматривается нами в качестве ударного десантно-диверсионного кулака.

Шмидт отдал распоряжение штурвальному, из бывших моряков вспомогательного судна кригсмарине, и только после этого заметил:

– Если учесть, что в состав полка вошло несколько сотен бывших коммандос из германского парашютного корпуса генерала Штудента, вместе с которыми вы участвовали в операции по освобождению Муссолини и что костяк разведки полка состоит из «коршунов Фриденталя»… Кто способен усомниться в его боеспособности и в том, чьи приказы станут выполнять десантники-легионеры во время путча?

Несмотря на то, что солнце уже окончательно взошло, предвещая жаркий и по-корсикански ясный день, очертания скал на северо-восточном окончании побережья острова постепенно растворялись в мерцающей голубоватой дымке, а на смену им, слева по борту «Крестоносца», все отчетливее зарождались невысокие, самых причудливых форм, скалы мыса Корс. В то же время прямо по курсу уже отчетливо просматривалось серповидное окончание какой-то каменистой косы, в прибрежных водах которой, как обычно, испытывало себя на удачу множество мелких рыбачьих суденышек.

– А ведь лихие были времена, оберштурмбаннфюрер. Именно так: лихие, – мечтательно ухмыльнулся Скорцени, решительно, словно борец перед выходом на ковер, поводя могучими плечами.

– Это вы все еще о войне, оберштурмбаннфюрер? – недоверчиво покосился на него шкипер яхты.

– О войне, барон, естественно, о войне!..