Золото Роммеля

– На самом деле эту дорогу проложили римские легионеры, – объяснил Денхоф, – галеры которых стояли в Лунной бухте, рядом с лагерем Первого корсиканского легиона; а северный пост римлян базировался на берегу Бухты Безмолвия, между рыбачьи поселением, храмом и маяком.

– Не сбивайте меня своими историческими экскурсами с мысли, Денхоф, нашли время. Что вы молчите, мсье Шварц?

– «Барон фон Шварц», – вежливо уточнил владелец, – и желательно без «мсье».

Накрытые простынями тела убиенных лежали на песчаной лужайке, у россыпи гранитных валунов, однако от баварца не скрылось, что на некоторых из валунов отчетливо просматривались большие бурые пятна, с извилистыми струйками, которые могли быть оставлены только запекшейся кровью.

– Вот я и спрашиваю вас, барон фон Шварц, не наталкивает ли вас это зрелище на какие-то трезвые размышления?

– Самое трезвое из них заключается в том, что не мешало бы выпить чего-нибудь умопомрачительного, причем прямо здесь и сейчас.

– Согласен, выпить не мешало бы, однако разговор все равно должен вестись на светлую голову.

– Я прибыл сюда, чтобы знать, что здесь вторую ночь подряд происходит, – кивнул он в сторону чернеющего на мелководье остова сожженной яхты. – Причем на море и на побережье.

– А почему это событие заинтересовало вас настолько, что вы решили несколько километров гнать машину по «ослиной» тропе?

– Потому, – решительно приблизился фон Шварц к офицеру полиции, – что завтра эта же шайка нагрянет в Бухту Безмолвия, чтобы сжечь мой сейнер и превратить в пепелище мое поместье. Считаете, что этого недостаточно, чтобы я имел право знать, что здесь происходит, чего ждать и способна ли местная полиция, заместителем начальника которой вы являетесь, навести на этом клочке суши хоть какой-то, хотя бы призрачный порядок.

И, не дождавшись ни ответа начальника городской полиции, ни хотя бы какой-то «внятной» реакции, столь же решительно повернулся к нему спиной и зашагал в сторону несуразного строения «Рыбачьего приюта», по какой-то прихоти террористов, все еще не сожженного. Нападавшие словно бы оставляли этот из дикого камня сварганенный барак в качестве смертельной ловушки для следующей партии кладоискателей. Впрочем, пройти в средину барака полицейские ему не позволили. И не потому, что фон Шварц мог затоптать следы. Полицейский-кинолог, уже в который раз пытавшийся взять посыпанный «табачной трухой», излюбленным средством контрабандистов, след, устало, но без какой-либо раздраженности, с пастырскими нотками в голосе, предупредил его:

– А вот входить туда незачем. Зрелище не для прохожих. Сама мертвецкая атмосфера этого здания «непокаянно вопиет душами убиенных».

– По-моему, точно так же «непокаянно вопиет» весь этот дьяволом и пиратами благословенный остров, – угрюмо предположил давно соскучившийся по своим безмятежным Альпам баварец.

Тем временем судмедэксперт, выходец из семьи швейцарских французов, завершил осмотр последнего тела и, разрешив санитарам грузить тела в машины «скорой помощи», отошел к стоявшей чуть в сторонке группе медиков, следователей и представителей городских властей. Однако, заметив появление начальника охраны «Пристанища паломника», с которым давно был знаком, тут же заторопился к нему.

– Как фронтового офицера я попросил бы вас взглянуть на тело полицейского, вон оно, чуть в сторонке. У всех остальных перерезано горло; то есть их убивали в «Рыбачьем приюте» сонными, как опьяненных опиумом «жертвенных язычников, посланников к богам». Он же был убит снаружи, на берегу, у этих валунов, а главное, ударом кинжала в грудь. Так вот, мне кажется, что нападающий наносил свой удар сзади. Об этом могут свидетельствовать сила и «рисунок» раны.

– Если вы, господин Вердан, считаете, что это имеет какое-то значение, – пессимистически передернул плечами штурмбаннфюрер, – как именно наносили удар: спереди или сзади…

– Я достаточно долго проработал в своей распроклятой должности, чтобы иметь право изречь: «Расследование любого убийства зиждется на трех постулатах – безрассудстве убийцы, рассудительности судмедэксперта и профессионально доказанной вменяемости следователя».

3

Июнь 1960 года. На борту яхты «Крестоносец», в прибрежных водах Корсики

Когда команде «Крестоносца» казалось, что заход в Бухту Безмолвия неизбежен, из люка появилась курчавая голова радиста, который сообщил, что господина Скорцени срочно просят подойти в радиорубку.

Как обер-диверсант рейха и предполагал, на связи оказался Денхоф, рация которого, замаскированная под старый радиоприемник, была установлена на чердаке «Пристанища», прямо над мансардой, в которой он обитал. Причем сделано это было втайне от всех, даже от владельца поместья – фон Шварца, которого и оберштурмфюрер, и Отто считали «своим».