После начала войны радиоприёмник 6Н-1 в деревянном полированном корпусе коричневого цвета, недавно купленный Бритвиным за приличные деньги, его гордость и предмет зависти председателя, пришлось сдать в почтовое отделение "для временного хранения до окончания военных действий", как было сказано в постановлении Совнаркома. Теперь оставалось узнавать новости лишь из радиоточки проводного вещания. Сергей подошёл к репродуктору "Рекорд" — висящей на побеленной стене чёрной тарелке, — и добавил громкость. По радио в очередной раз транслировали речь товарища Сталина на торжественном заседании Московского Совета депутатов трудящихся 6 ноября: "…Только в течение первых шести месяцев истекшего года довелось нам продолжать нашу мирную строительную работу. Вторая половина года, более 4-х месяцев, проходит в обстановке ожесточенной войны с немецкими империалистами. Война стала таким образом поворотным пунктом в развитии нашей страны за истекший год. Война значительно сократила, а в некоторых областях прекратила вовсе нашу мирную строительную работу. Она заставила перестроить всю нашу работу на военный лад". Бритвин снова убавил звук до минимума, и сел за стол.
Распоряжением из Москвы работы по добыче к этому времени были уже свёрнуты. Основная часть рабочих получила расчёт, оставшимся же, в основном — дипломированным специалистам, предписывалось демонтировать и отправить оборудование на Урал, после чего закупорить шахты и эвакуироваться вслед за оборудованием. На всё про всё отводилось две недели.
В последние дни Бритвин ходил хмурый, чернее тучи. Но мысли его занимало отнюдь не золото. "Никуда клад не денется, — думал он, а вот Маша…"
День катился к исходу. "Святый вечер наступил, работать нельзя", — вспомнил Сергей, как иногда говорила Мария. Хозяйка поставила на стол сковороду, открыла крышку, и комнату наполнил запах жареной картошки.
Мария подцепила кочергой съёмное металлическое кольцо конфорки, вынула его из чугунной плиты и поставила на это место чайник. Затем сходила в прихожую, потарахтела там носиком рукомойника, вернулась, и села за стол рядом с Сергеем. Сергей взял из тарелки квашеный помидор, проколол его 72 вилкой, чтоб не брызнуть рассолом, и стал жевать, погружённый в тяжёлые мысли.
— Тебе не нравится? — спросила Маша.
— Почему? Нравится! — поднял голову Сергей. — Просто аппетита нет.
— Ты в последнее время сам не свой. Я что-то делаю не так?
— Нет, конечно! Ты здесь не причём. Точнее… — он замялся. — Мне приказ пришёл: скоро я должен уехать к новому месту работы.
Мария молчала, растерянно ковыряя вилкой в сковороде. Было заметно, что не расплакаться ей стоит больших усилий.
— Мы пойдём к председателю, и попросим нас расписать, — решительно сказал Бритвин. — И тогда ты сможешь поехать со мной.
— Серёж, у тебя жена есть, — напомнила Маша. — Да и не пойдёт на это Николай Иванович. Да и я тоже. При живой-то жене.
— Да что ты заладила? Жена, жена… Значит, нужно как-то печать незаметно взять и самим документы выправить. Ты же работала у него секретарём, должна знать, как это делается…
— Сергей, ты меня вообще слышишь?
— По другому никак нельзя, — проговорил Бритвин, положил вилку на стол и растерянно пожал плечами. — Не знаю больше, как. Не прибыть к новому месту… По законам военного времени это к дезертирству приравняют.
— Не ехать нельзя, — Мария взяла его за руку. — Ты поезжай. А там — видно будет. Может немец сюда и не дойдёт ещё. Тогда и вас вернут. Ты же сам говорил — участок здесь перспективный, работы много…
— Маша! — перебил её Сергей. — Ну что ты говоришь?!
— Правду говорю. Тебе не ехать нельзя, а мне с тобой нельзя.
— Значит, разведусь я, — заявил Бритвин. — Только на это время нужно. А времени совсем нет.
— Вот и поезжай, — успокаивающе сказала Мария, поглаживая его руку. — А я здесь тебя ждать буду, дома.
— Дома, — повторил Сергей. — Точно-дома! Где человеку хорошо, там и дом. Значит, мой дом здесь.
— Вот увидишь — всё наладится. Если богу так угодно, то так тому и быть.
— Причём тут бог?! — хмыкнул Бритвин. — Не бог же мне приказ уезжать дал. И вообще… Ты же комсомолка?!
— Так моя бабушка говорила, — смутилась Мария.
— А что она ещё говорила? — улыбнулся Сергей.
Благодаря стараниям возлюбленной, он заметно успокоился. Видимо и правда поверил, что всё решится само собой.
— А ещё говорила, что утро вечера мудренее, — ответила Мария. — Ешь уже! Остыло всё…
Бритвин снова принялся за еду.
Мария встала из-за стола, сняла с печи закипевший чайник, и вернулась.
— Кстати, а почему ты иногда говоришь, что, мол, святой вечер наступил? — спросил Сергей. — Святой вечер — это ведь не каждый день, а только накануне Рождества.
— Не знаю. Тоже бабушка так говорила. Ты чай будешь?
— Нет, спасибо! Не хочу на ночь напиваться. Уже и святой вечер закончился, святая ночь началась.
— Не паясничай! Нельзя над этим смеяться, — одёрнула его Мария.
— Ладно, не буду.
Закончив ужин, они пошли спать. Не то, чтобы спать… Спать в эту ночь им совсем не хотелось.
— Любимый мой, — по-детски шептала разгорячённая Мария, царапая до крови спину Сергею.