Золото Севера

Уже около часа носит нас двукрылый АН-2 над заполярной чукотской тайгою — мы летим с Абаевым в другую полевую партию. Геологи в маршруте, никто не знает определенно, где они. А попасть к ним нужно обязательно. Трудная задача! Салат Михайлович рассказывает мне, что несколько дней назад в районное геологоразведочное управление возвратился из командировки начальник одного из отделов. Он тоже летал сюда, в Заполярье, чтобы проинспектировать поисковую партию. Но не удалось разыскать нужных ему геологов в таежной глухомани. Он летал, ездил верхом, ходил пешком, но никого, кроме зверя, не встретил.

— Что же, пропала партия, Салат Михайлович? Какая-нибудь беда стряслась? — спросил я Абаева.

— Нет, никакой беды не случилось. Просто не нашел партии, у нас такое иногда бывает. Если полевики в далеком маршруте, их нелегко разыскать.

Я думаю об этой неудаче инспектора, не отрываясь от круглого окошечка-иллюминатора «аннушки»: а вдруг замечу дымок костра или палатку!

Там, внизу, — извивающиеся речки, вода в них глинисто-желтая после дождей; там, внизу, — редкая тайга, хорошо видны тени лиственниц. В изумрудной оправе из стлаников рассыпаны озера и ручьи самых неожиданных форм: ромбы, сердца, тесаки, мечи, ужи, а вот то даже на Мефистофеля похоже. А сопки! В каком хаосе свалены эти каменные глыбы, полысевшие от времени и ветров! В одном месте они тянутся плотным ожерельем, в другом — сгрудились, точно дыни на базаре, в третьем — выглядят застывшим, внезапно окаменевшим бурным морем, в четвертом — похожи на фантастических гигантов горбунов, павших ниц.

Да-а, попробуй разыщи тут человека!

И все же отлично ориентирующийся в тайге Абаев вскоре навел нас на базу партии. Садимся на галечниковую косу. Никто не бежит к нам. Абаев пожимает плечами: «Странно». Заглядываем в палатки — пусто. Открываем дверь низкого сруба бани: кто-то лежит на полу и храпит. Это, оказывается, завхоз.

Салат Михайлович пытается выяснить, в какую сторону направились геологи, вверх или вниз по реке, надолго ли, сколько взяли продуктов…

Но узнали мы от завхоза лишь направление: «За ту сопку подались». Да еще одно: «Вот уже неделю я тут без них погибаю от скуки».

— Дожди за это время шли здесь? — Салат Михайлович показывает на небо.

— Поливали, а то как же! — ответил завхоз. Только третьего дня прояснилось, а то заливало как во время всемирного потопа.

Абаев дотронулся до палатки:

— Палатку или положок взяли?

— Положок есть при них.

Нам стало ясно: геологов скоро не жди. После дождей, мешавших работать, наступили солнечные дни, и отряд, конечно, наверстывает упущенное.

…Возвращаемся к «аннушке». Что за диво — была она зеленой, чистой, а теперь вся в пятнах, будто обгрызана. Да это же оводы! Большие, зеленоголовые, они облепили весь самолет. Несколько оводов попало внутрь. Составили нам компанию. Однако вели себя смирно.

Летим по направлению, указанному завхозом: «За ту сопку…»

Прочесываем сопки, кружим над протоками, ныряем в распадки.

Пилот Иван Агеев подзывает Абаева: пора возвращаться обратно, на аэродром. Салат Михайлович, рассматривавший карту, постучал пальцем по какому-то месту:

— Сделай круг еще здесь.

Иван недоволен, но все же поворачивает машину. Проходит несколько минут, и Абаев хватает меня за руку, тянет к окошечку, показывает вниз:

— Вот они! Вот они!

На склоне сопки виден серый положок, возле него стоят трое, машут руками, шапками.

Абаев вытаскивает из кармана брезентовой куртки рулон бумаги и пишет на ней: «Если нашли золото — пусть один ляжет. Если есть больной — пусть лягут двое».

В пилотской кабине отодвинуто окошечко, и рулон летит вниз. Вот он уже в руках геологов. Еще секунда — и кто-то лег на землю. Один!

Абаев бросает вторую ленту: «Высажусь на косе южнее вас километрах в двадцати, ждите».

Вскоре мы уже стоим на косе.

Нос «аннушки» почти воткнулся в лиственницу: кажется, самолет нюхает смолистый аромат зреющих шишечек. А пилот ругается: «Из-за вас чуть винт не погнул».

Зато Салат Михайлович сияет: золото! Потом говорит Ивану Агееву:

— Прилетай за нами через четыре дня.

— Ладно, прилечу. Только уберите это чертово дерево. И между прочим, через десять дней я уже не буду тут летать — буду работать с геофизиками.

НОЧЬ У КОСТРА

…И вот мы остались вдвоем с Абаевым.

Сердито и холодно шумит речка. На склонах сопок наклонились друг к другу лиственницы, словно обнялись, как подружки. Обточенные ветрами гольцы похожи на каких-то зверьков, ставших на задние лапы. Меж деревьев фиолетовые костры кипрея. От сырости мурашки бегут по спине. И все-таки как волнует в восхищает эта суровая красота!

Мы долго, молча любуемся ею.

Глаза у Салата Михайловича карие, и когда он поворачивается к солнцу, мне кажется, что в них загораются золотинки. Он говорит.

— Оправдались наши прогнозы — здесь, видимо, есть месторождения.