Золото шаманов

– Эвенки принимали свой суровый мир таким, каков он есть. Они сознавали, как ничтожен человек в тайге, поэтому не пытались ничего менять и старались приспособиться. Жизненный опыт подсказывал аборигенам, что мир населён злыми духами, вредящими людям, и добрыми, у которых можно попросить помощи. Но были среди них такие, кто пытался бороться и достигал успеха. Древние шаманы вычистили участок тайги, заточив харги в глубине горы. На некоторое время им удалось избавить соплеменников от напасти, а потом на освободившееся место пришли другие демоны и заселили его. Выпустив прежних хозяев, мы нарушили баланс. Началась война духов. Она будет продолжаться, покуда равновесие не восстановится. Мы не знаем нюансы их отношений, но к демонам, которых мы освободили, присоединились другие, а кто-то, в свою очередь, противостоит им.

– Надо убираться как можно дальше, – заявил Вадик.

– И как можно скорее, – добавил Лёша.

– А если вы не успеете покинуть землю войны до наступления ночи? Вы ведь не знаете, где кончается территория харги, – резонно заметил директор. – Выход один – обратиться за помощью к Феликсу Романовичу.

– Его помощь может слишком дорого обойтись, – ревниво проговорил Гольдберг. Заграбастав сокровища, стоившие жизни его отцу, он не горел желанием подарить их первому встречному.

– Но ведь вам всё равно придётся оставить золото. С ним вы не сумеете шагу ступить. Как вы потащите плиты, на себе? Вам не проскочить кордоны, – в голосе Андрея Николаевича звучала самая искренняя забота и участие.

Как в тот день, когда он рассказывал о пещере: этнография, детки, экскурсии, культура народов Севера… И тут же, глазом не успеешь моргнуть, давит на легавую педаль. Нормальный ход для ментовского посёлка, и нечего расслабляться. Вот и теперь Лепяго агитировал, храня верность доброму барину, тем боле, что тот показал своё могущество. Неудивительно, что Проскурин оставался единственной надеждой, и Андрей Николаевич ратовал за него изо всех сил.

– А в Усть-Марье мы что делать будем? – понять-то его я мог, но принять – нет. – Господин Проскурин нас не отпустит, слишком много мы о нём знаем.

– Почему вы так к Феликсу Романовичу относитесь, как к прокажённому? – обиделся за покровителя Лепяго. – Если он стал шаманом и получил способность общаться с духами, это не значит, что он сделался чудовищем.

– Он чуть было им не сделался. Зачем понадобилось гнать в заминированную пещеру заключённых? – меня осенило и я сам же ответил: – Да чтобы похоронить Золотые Врата, долгое время препятствовавшие духам, сдобрив демоническое торжество потоками крови! Мы все видели, как медведь расправился с радистом, приняв его за похитителя Врат. Харги боятся золотых пластин, потому что ими можно снова запереть демонов. Вы полагаете, что Врата украсят экспозицию вашего музея? Глупо так думать после всего случившегося. Если они Проскурину и нужны, то только для немедленного уничтожения. Духов пугает, что створки когда-нибудь вновь сомкнутся перед ними. Их тревога не беспокоит подчинённого из мира людей. Я кое-что читал об этом. В подобных случаях одержимости, свойственной северным народностям, подключённого связывает с эргрегором нечто вроде энергетической пуповины. Через неё шаман получает информацию из своего источника и управляется им. Не Проскурин повелевает демонами, наоборот! Поэтому бесполезно надеяться на успешные переговоры. Как только мы прибудем в Усть-Марью, нас попросту съедят.

– Не съедят, надо отдать Врата, – воскликнул Андрей Николаевич.

– Перестань, – отмахнулся Вадик. – Где гарантии?

– Ведь это я подсказал, где спрятаться от сущностей ночи, – вкрадчиво заметил Лепяго, набивая себе цену, – и я поднял тревогу, когда они стали захватывать вас у костра. Я знаю их свойства…

– А что бы с нами сделалось, если б нас захватили? – Вадик разглядывал его, как незнакомую диковинку.

– Стали бы их выражением. Бродили по острову как зомби, пока не умерли с голоду.

– Значит, они другие, не такие, как харги, – заключил я. – Харги растерзали бы нас в любое время суток. Эти же – только ночью, да и то ограничились бескровной расправой.

В часовне повисла тишина, только снаружи доносилось похрустывание веток под тяжестью удаляющегося существа. Сущности ночи, как он выразился.

– Вы слишком хорошо знакомы с их повадками, Андрей Николаевич, – поймал я на слове разговорившегося директора музея. – Надо полагать, одним приоткрыванием завесы в мир духов господин Проскурин не ограничился. Мне кажется, он ещё кое-что с вами сделал. Или не он, а харги?

Лепяго понял, что спалился, и промолчал.

– Вы скрывали. Зачем?

Андрей Николаевич не ответил. В темноте лязгнули антабки карабина – это Слава разоружил директора.

– Ну что, – небрежным тоном отпетого дроздовца, которому в лапы попался пархатый комиссар, спросил я, – будем запираться?

Лепяго по-прежнему не проронил ни звука.

– Давай его расстреляем, – предложил Слава.

Лёша непроизвольно пискнул. Наши приколы произвели на пилота большее впечатление, чем на учителя истории.