Золото собирается крупицами

Загит понурил голову и не смел больше перечить отцу, однако всю ночь еще надеялся, что Хаким смягчится. «Может быть, пообещать ему отдать все золото, что я намою? – думал мальчик. – Или попросить Мугуйю – пусть поговорит с ним… Хотя что с нее взять, и так молчит целыми днями, словно воды в рот набрала… Только посмотрит своими глазищами, и сразу ясно, что с нее и спросу нету…»

Едва начало рассветать, как Хаким стал одеваться, чтобы идти к Хажисултану за кобылой. Он затянул шнурки на катах, и Загит, приподнявшись на локте, окликнул его:

– Отец!..

Хаким поглядел на сына. Бледное лицо мальчика в сумерках казалось еще более худым, тонкая шея выступала из ворота рубашки – казалось, стоит лишь дотронуться до нее, чтобы она сломалась, красные заплаканные глаза умоляюще смотрели на него. Хаким нахмурился и отвернулся.

– Сказал же тебе, не отпущу, – пробормотал он. – Нечего среди неверных околачиваться!.. И больше не приставай ко мне, а то ремня попробуешь…

Он накинул на плечи тулуп и поспешил к Хажисултану, а Загит тоже потихоньку оделся и, выйдя во двор, уселся у телеги на перевернутой кверху дном корзине. На соседнем дворе уже не спали, грузили на повозку домашний скарб.

Загит увидел мальчика лет семи – он молча тащил за руку девочку меньше его ростом; девочка слегка упиралась, крепко прижимала к груди замотанную в тряпки деревянную куколку; губы ее морщились, казалось, она вот-вот заплачет. Привстав на корзине, так что она прогнулась и заскрипела, Загит увидел, что и в остальных дворах соседи тоже встали: одни кормили скот перед дорогой, другие складывали пожитки в мешки и корзины, запирали дома, третьи забивали поперек окон доски, вразнобой стучали молотки и топоры. Еще дальше, на дороге, среди первых, уже отправляющихся в путь повозок Загит увидел отца, довольного и улыбающегося. Хаким горделиво смотрел по сторонам, торопливо здороваясь с соседями и всем своим видом показывая, как он спешит, – за ним, резко взмахивая головой, шагала саврасая кобыла.

Мальчик слез с корзины и, перевернув ее, выправил погнувшееся дно; почти тотчас во двор вышла Мугуйя. Несмотря на то что в небе не было ни единого облачка и день обещал быть солнечным, она была тепло одета, большой живот ее тяжело выпирал из-под платья, оттопыривая снизу камзол, и никак не вязался с ее маленькой, хрупкой фигуркой; бледное, без кровинки, лицо, казалось, было сделано из белого камня. Медленно, как бы ничего не видя, она обвела усталыми глазами двор, потупилась и застыла, сложив руки на животе, – покорная, равнодушная.

Не обращая внимания на сына и застывшую в дверях жену, Хаким запряг кобылу, сложил на дно телеги деревянные вилы, грабли и косы, сунул в угол чашки, привязал сзади ведро. Проделывал он все это не торопясь, спокойно и с достоинством, уложил последний узел и только тогда обернулся к Мугуйе и стоявшим около нее детям:

– Ну, чего торчите как вкопанные? Залезай те быстро!

Хаким ушел в дом, а Мугуйя, подталкивая Аптрахима, подошла к телеге. Загит подсадил братишку и поставил к нему на колени большой самовар, бока которого еще вчера Гамиля до блеска надраила речным песком. Аптрахим прижал самовар к груди, повернул его так, чтобы не была видна дырка на месте крана, и, полный сознания своей важности, сердито засопел. Загит устроил на узлах Гамилю, помог мачехе сесть поудобней и пристроился сам на край телеги. Вдруг кто-то тихо окликнул его с дороги. Мальчик обернулся – во двор, прихрамывая, входил Гайзулла.

– Ну что, не отпускает? – шепотом спросил он.

Мальчик покачал головой.

– Слушай, ты скажи ему, что я богатое место знаю, – торопливо зашептал Гайзулла, – половину ему отдадим, если тебя отпустит… Что там с тебя толку? А здесь, пока нет никого, знаешь какое богатство огрести можно?

– Я уже говорил… – огорченно ответил Загит. – И слушать ничего не хочет, говорит, обычай дедов…

– Попроси еще раз! – голос Гайзуллы за дрожал. – Может, согласится, если узнает, что я такое место нашел?..

– Боюсь, еще вчера поколотить обещался, – сказал Загит, искоса поглядывая на дверь.

– Давай я попрошу, – предложил Гайзулла, – может, меня послушает?

– Не надо, еще хуже будет! —Загит махнул рукой.

– Да что ты с ним разговариваешь, с головотяпом! – вмешался шныряющий по двору Султангали и звонко плюнул сквозь зубы. – Разве не видишь, у него от страха уже обе штанины полны!

Загит сделал вид, что не слышит брата, а Гайзулла, обернувшись к нему, насмешливо и язвительно прищурился:

– Ну, а ты, герой? Покамест сух еще?