Инверсии, меандры и эмблемы,Труд, филигранный и никчемный разом, —Вот что его иезуитский разумЦенил в стихах – подобье стратагемы.Не музыка жила в нем, а гербарийПотрепанных софизмов и сравнений,И перед хитроумьем преклоненье,И превосходство над Творцом и тварью.Не тронутый ни лирою Гомера,Ни серебром и месяцем Марона,Не видел он Эдипа вне законаИ Господа, распятого за веру.И пышные восточные созвездья,Встречающие утренние зори,Прозвал, ехидничая и позоря,«Несушками небесного поместья».Он жил, ни божеской любви не зная,Ни жгущей губы каждого мужчины,Когда за звучною строфой МариноК нему подкралась исподволь Косая.Дальнейшая судьба его туманна:Могильному гниенью оставляяЗемную персть, вошла под кущи РаяДуша скончавшегося Грасиана.Что он почувствовал, перед собоюУвидев Архетипы и Блистанья?Не зарыдал ли над пустой судьбою,Признав: «Напрасны были все метанья»?Что пережил, когда разверзло векиНещадным светом Истины небесной?Быть может, перед богоданной безднойОн отшатнулся и ослеп навеки?Нет, было так: над мелочною темойСклонился Грасиан, не видя РаяИ в памяти никчемной повторяяИнверсии, меандры и эмблемы.
Сакс (449 г.)
Уже зашел рогатый серпик лунный,Когда опасливой стопою босойМужчина, грубый и рыжеволосый,Свой след оттиснул на песчинках дюны.Окинул взглядом от приморской кромки