Золото тофаларов

И вот сталкиваюсь я в этом магазине с Димкой Тэном. Он полукореец-полурусский, работяга из Иреляхской экспедиции, что в Мирном базировалась. Низенький, раскосенький, крепкий такой паренек. Очень сильный, и охотник заядлый. Вдвоем мы с ним месяц просидели на речке Сокукан; рябчиков благодаря ему я на всю оставшуюся жизнь наелся, с тех пор на курятину, вообще на птицу всякую совершенно не тянет. Смотрю, Димка патронов сотни три купил разных. Благодаря солидарности толпящихся у прилавков охотников. Дают только по две пачки в одни руки, а январь — разгар сезона, все друг друга выручить рады, по кругу заходят.

— Здорово, Димон! На войну никак собрался? — Я хлопнул ладонью по залитому в пленку пятидесятипатронному блоку.

— Ух, Серега! Привет, вот кстати. У тебя охотничий с собой? Иногородним не дают ни хрена, а я бы пачек шесть еще взял.

— Да нет билета, так, посмотреть зашел.

— Жаль, черт! Патроны во как нужны! В Мирном все разобрали, а нас как раз на профиля бросили, километров триста к северу, к Айхалу. Глухарей — море, сохатые есть.

— Надолго в Москву?

— Три дня здесь. Со спецчастью увязались. Топографы карты получали, мы аппаратуру. Шесть тонн. Сегодня в ночь улетаем.

— Патронов столько как в самолет протащишь?

— Я же говорю — спецрейс. Контейнеры с аппаратурой. Рабочего с колхозницей можно положить.

— Рога теперь не возишь?

Димка хохотнул:

— Рога из Москвы только Боб может привезти, все остальные неженаты.

История с рогами, в которой мы с Димкой принимали не последнее участие, долго оставалась свежим анекдотом в Манилах, на севере Камчатки. Как-то так случилось, что много было заказов от друзей и знакомых на эти настенные украшения и весь состав партии затоварился всевозможными рогами без счета. И сами настреляли парнокопытных уйму, и за спирт у коряков повыменивали. Оленьи, лосиные, снежного барана-чубука, что в Красную книгу занесен, бедняга. Мы с Димкой за транспортировку этого груза отвечали. Набили грузовой отсек таким товаром под завязку, а при посадке в Корфе правое шасси заклинило — не до конца выходит. Пилот предупредил вежливо, что колесо будут выбрасывать при помощи маневра, всем просьба пристегнуться. Про рога никто и не подумал — не до рогов, океан внизу, Корфский залив, очень на вид холодный.

Командир первый вираж заложил — океан зеленой стеной перед глазами, в животе — полный вакуум. А рога — толпой в салон. Передо мной начальник партии Сопин сидел — мелкий такой, плешивый гаденыш. И так удачно ему по лысому черепу — то лось, то олень, то баран снежный, коллекционный. Но и остальным изрядно досталось. Сели удачно, но на полосу вышли все, забоданные в полном смысле слова.

А на полосе — машина милицейская, проверяют спецгрузы. Сигнал какой-то доброхот подал — везут геологи под видом аппаратуры браконьерскую кетовую икру. И контейнеры нашей партии возле транспортника стоят. Ответственный за пломбировку — Сопин. Майор выбрал контейнер на пробу, с надписью «Аппаратура электроразведки», приказал вскрыть. Сопин, потирая синюю, задолбленную лысину, нехотя повиновался. Аппаратуры в контейнере нет, икры тоже нет, весь контейнер занимают огромные лосиные рога — явно призовой трофей, я и не видал таких никогда.

Весь наш рейс ржал до изнеможения, до икоты, дар речи потеряли, майор ни черта не мог понять…

— Когда борт?

— Через шесть часов. Слушай, Серж, помоги это добро до гостиницы дотащить, а? С ребятами встретишься, по маленькой дернем. Мы рядом здесь, на Горького.

— В «Якоре», что ли?

— Ну где ж еще?

— Пошли, время есть.

Гостиница «Якорь» на Пешков-стрит, расположенная недалеко от Белорусского вокзала, была штатным прибежищем не обремененных высокими должностями сотрудников геологических экспедиций из далеких университетских городов — Новосибирска, Иркутска, Якутска. До революции в этом здании находился известный в Москве бордель, а ныне располагался приют командированных по линии Академии наук СССР. В узких, сумрачных, плохо освещенных коридорах, в бесчисленных маленьких грязненьких номерках, среди стен, грубо выкрашенных масляной краской чудовищных оттенков, шла вполне академическая серьезная работа по поддержке дореволюционных традиций этого веселого заведения. Да и где ж еще оттянуться на славу провинциальному командировочному, как не в стольном граде?

Портье, опустив подбородок на грудь, остекленело дремал, сведя полуоткрытые глаза на пустом граненом стакане, стоящем в центре стола. Бутылка «андроповки» предательски высовывала свою зеленую этикетку из-за мусорной корзины. По стертым белым ступеням лестницы мы поднялись на четвертый этаж.

Коридорная дама, хороших форм крашеная блондинка лет сорока пяти, попыталась вступить с нами в контакт, однако дальше нечленораздельных взвизгиваний и взмахов руками дело у нее не пошло. Служебный долг мешал ей исполнить некий краснорожий бородач, чьи мощные ладони быстро и сильно исполняли на бюсте блондинки некие замысловатые движения. При этом бородач негромко и непрерывно рычал.