Золото тофаларов

— Я поеду, я! А Колька командировку оформит и письмо напишет в исполком. Такому изданию в Нижнеудинске не откажут, прессы сейчас все чиновники конят.[11] Тем более — столичный журнал.

— Из тебя журналист, как из дерьма — пуля! — Мишка скептически покачал головой. — Ты и писать-то грамотно не умеешь, а уж в интервью матюгов наложишь точно.

— А на хрена мне писать? Мое дело с тофаларами побазарить, разузнать, что там и где. Они сами по-русски тоже небось не сильно…

— Они-то нет, а вот тот, кто пропуск будет выдавать?

— Так ведь документы…

— Стоп. — У меня созрело дополнение к предложению Игоря. — Ты — фотокорреспондент, понял? Фотографировать умеешь?

— Умею, у меня «Смена» есть.

— «Смена» отпадает. Достанем пару приличных камер, вспышки, кофр профессиональный. Если сможешь — снимешь, не сможешь, так сойдет. Главное — в горы попасть, сведения собрать. Давай, звони своему Дедкину. Что будет стоить такая командировка?

— Да просто посидим с ним вечерок, врежем хорошенько. Он это дело любит.

— Когда ехать сможешь?

— А хоть на той неделе. У меня отгулов набралось — море.

На том и порешили.

Через пару дней Игорь, сине-зеленый, как водоросль, после крутой попойки с журналистами, показал мне письмо, красиво отпечатанное на бланке редакции журнала. Сей документ в строгих тонах предписывал властям города Нижнеудинска не чинить никаких препятствий фотокору Гольцеву, а, наоборот, возможно быстрее отправить его к тофаларам, так как нелегкая судьба этого малого народа весьма беспокоит широкие круги столичной общественности. К письму прилагались безупречно оформленные командировка и удостоверение внештатника.

— Во! — дохнув зверским перегаром, похлопал Гольцев по документам. — Кем я только не был!

— С головой-то как? О деле думать можешь?

— А то! Часов десять поспать — как стеклышко буду.

— В поезде отоспишься, за трое суток будет время. А теперь слушай. Лететь тебе лучше в Алыгджер. Это у них вроде столицы — самый большой поселок. Там вся ихняя администрация, а главное, там какой-то фольклорный ансамбль — «Ярак Ыотагур», черт, не помню я эту тарабарщину, если по-русски — «Быстрый олень» получается. Это тебе предлог. Пригласи их на фестиваль народного творчества.

— Куда пригласить?

— Во Францию. Или в Австралию, а можешь — в Аргентину. Им приятнее будет. Короче, плети что хочешь, националы — ребята доверчивые. Раскрути их на разговор.

— Для раскрутки надо бы…

— Уже готово. Последние талоны ухлопали. Возьмешь десяток бутылок, смотри, в вагоне не сожри!

— Да я ее сейчас видеть не могу.

— Прекрасно. Вались отдыхай. Я поехал за билетом.

Игорь уехал. Проводил я его, вернулся с вокзала домой, чувствую — хреново на душе. Никак я ребятам не решусь рассказать про Графа, про Малышева, про драку на мосту. Даже Бахметьев может отказаться, а Степаныч не только не поедет, а, пожалуй, заявление сядет писать. «Настоящим доношу…» А до июня — рукой подать. Все почти готово. Нет, ни к чему лишнее болтать.

Пока Гольцев был в отъезде, мы со снаряжением закончили, пару марш-бросков совершили по подмосковным лесам с полной выкладкой. Кроссы бегали, на стенд ездили по тарелочкам стрелять. Готовились серьезно, форму набирали. За приятными хлопотами время летело незаметно. Уже дату отправления прикинули ориентировочно — и вдруг опять звонок тревожный.

— Серж, Гришина выпустили. — Голос Мишкин дрожал от возбуждения.

— Когда?

— Вчера, во второй половине дня. Он всем звонил, но только меня застал. Говорит, встретиться позарез нужно.

— Так надо встретиться.

— Надо, надо. Только он в десять обещал сегодня позвонить, а сейчас уже четверть двенадцатого. Я ему звонил, трубку никто не берет.

— И тетки нет?

— Я же говорю — никто не подходит.

— Давай-ка ты лети к Гришину. От тебя недалеко.

— Может, вместе поедем?

— Боишься, что ли?

— Да не боюсь, а вдвоем все же ловчее.

— Ладно, на «Молодежной» через час. В центре зала.

Предчувствие скверное меня еще в метро охватило. Вообще, вся история с Серегой скверная. Но, может быть, зря я мандраж испытываю? За пивом пошел и в очереди стоит. Соскучился по пиву, в КПЗ небось не угощали.

Нет, оказалось, за пивом Гришин не ходил. Не успел.

У единственного подъезда Серегиной девятиэтажки — «скорая помощь», «козел» милицейский, людей десятка полтора. Молодуха толстенькая визжит:

— Прямо на меня выскочили! Я в подъезд, а они прямо на меня! Я думаю — чего так выскочили? Захожу, а он у лифта лежит. Гляжу — уби-и-и-ли…

Бахметьев к подъезду рванулся, но я за локоток придержал.

— Все, Миша, все. Давай-ка отсюда скоренько.

— Да как же?

— Быстренько ножками, быстренько. Потом поговорим.

Не успели мы и на десяток метров отойти, навстречу «Волга» белая. Знакомая, знакомая «Волга».

— Ба, Сергей Александрович? Вот встреча!

— Здравия желаю, товарищ капитан.

— Майор, Сергей Александрович, майор!

— Поздравляю. Извините, не знал — вы в штатском. Ну, не смею задерживать, очевидно, вас ждут. — Я кивнул на кучку людей у подъезда.

— Да, работа. Ну, бывайте. А отпуск, наверное, скоро? Куда собираетесь? Когда?

— В конце июля. На Селигер скорее всего.

— Счастливый человек, а мне вот летом не дали.