Золото твоих глаз, небо её кудрей

Через пару минут перед профессором стояла тарелка со скверно пахнущей жидкостью, в которой плавали капустные листья. Рядом — другая, с кусочками мяса неизвестной основы, щедро политой чем-то густым, коричневым. Также — стакан с непонятной жидкостью, гнутая алюминиевая вилка без двух зубцов и скрученная вдоль оси ложка из того же металла. Что касается специй и приправ, то на столе стояла проржавевшая крышечка от какой-то банки. На донышке её застыла твёрдая серая соль.

— Приступим, — сказал склеившийся воедино Анонимус, печально глядя на тот же набор яств перед собой. — Главное, старайтесь всё проглотить побыстрее. Хотя я бы предпочёл пообедать в канализации, — признался он, запуская ложку в тарелку с коричневым.

Хемуль взялся за вилку, но та оказалась отвратительно жирной. Ложка была почище. Он зацепил кусочек мяса с коричневым соусом и положил его в рот.

— О я пердоле, — только и сказал он, всё же заставив себя проглотить кусок. — Это что такое вообще? Говно какое-то?

— Хуже, — вздохнул Анонимус. — Это секретный советский антикулинарный соус. Рецепт сохранился чудом.

— Мерзость, — профессор отхлебнул жидкости из стакана. — А это что? В этом половую тряпку мыли?

— Это компот, — объяснил мимокрокодил. — Половую тряпку моют в кофе, а компотом поварихи подмываются. Глотайте быстро. Если хотите и дальше пользоваться телескопом.

Хемуль попытался сосредоточиться на спутниках Юпитера и глотать не жуя. Получалось плохо. Еда была ну очень гадкой. После третьей ложки супа профессор спросил у Анонимуса, можно ли здесь разжиться водкой. Тот вздохнул и сказал «не положено».

Унылая трапеза заняла минут двадцать. После того, как хемуль кое-как справился с компотом, Анонимус отнёс тарелки назад. Пупица их проверила, проворчала «ладно, сойдёт» и сказала уборщице «открой». Та, тяжко колыхая огромной жопою, пошла к стене, где была дверь с амбарным замком. Звякали ключи, дверь никак не открывалась, уборщица материлась и дочерилась как пьяный першерон в эргастуле.

Тем временем Пшибышевский тщетно искал, где бы помыть руки. Увы, в «Дырявой Ложке» не было ни единой салфетки — только подтекающий кран с холодной водой и бурым обмылком на раковине. В конце концов Анонимус отрастил себе длинный язык и облизал профессору руки по локоть.

Наконец, дверь всё-таки открыли, и мимокрокодил вывел хемуля на улицу Нагорная.

Улица — точнее, улочка — показалась профессору интересной. Короткая и кривая, она удивляла ухоженностью и какой-то даже прилизанностью. Мостовая была гранитной, фасады домов выложены майоликовой плиткой. А прямо перед носом Пшибышевского сияла золотом магазинная вывеска: «Дохомокостные артефакты». Заинтригованный профессор сделал было шаг к двери, но Анонимус довольно бесцеремонно взял его за плечи и развернул в другую сторону. Там был магазин «Зонты и шляпы». Витрину украшал цилиндр настолько прекрасный, что даже у Пшибышевского, к таким вещам равнодушного, что-то дрогнуло в душе. Через пару секунд он осознал, что дрогнуло не в душе, а в желудке: мерзкие харчи, съеденные в «Дырявой Ложке», просились наружу.

Судорожное движение кадыком и соответствующий звук, изданный почтенным профессором, от Анонимуса не укрылись.

— Давайте-ка скоренько, — озабоченно сказал он и потащил астронома вперёд. Промелькнуло что-то слева, что-то справа, под ногами образовалось мраморное крыльцо, высокая дверь с бронзовой ручкой, коридор — дверь — налево — и наконец, унитаз! В который хемуль шумно излился.

Потом он долго мыл руки и пасть, вытирался вафельным полотенцем и мысленно клялся, что это его первый и последний визит на улицу Нагорная. И что больше он сюда не придёт — никогда, ни за какие коврижки. Даже за дохомокостными артефактами.

Однако вскорости ему полегчало. На втором этаже клуба они с Анонимусом зашли в небольшой бар, где профессора попотчевали минералочкой. Надменный расхрендыря #769; мбрий в парике с буклями вручил ему грелку с горячей водой. Вооружённый этим предметом, он, — всё так же поддерживаемый под локоток Анонимусом — переступил, наконец, порог клубной залы.

Всякий уважающий себя хемуль состоит в каком-нибудь клубе. Профессор посещал преподавательский клуб при университете. Оформлено там всё было солидно — деревянные панели на стенах, блестящие медные краны, светильники, кожаные кресла. Пшибышевский считал клуб идеальным сочетанием роскоши и уюта. Вообразить себе что-то лучшее он даже и не пытался.

И только теперь он понял, что такое настоящая роскошь. И настоящий уют.

С первого взгляда клубный зал казался огромным. Потом до астронома дошло, что впечатление усиливается очень высоким белым потолком с падугами, вознесёнными метров на семь. С потолочного панно, изображавшего аннексию гуситов, свисали хрустальные люстры. Окна шли в два яруса — одни над другими — и были украшены алыми занавесями, а простенки закрыты картинами.