Золото твоих глаз, небо её кудрей

Про крокозитропа ему успел рассказать Пьеро — главным образом как о невольном спонсоре той самой пьянки. Бамбук тут же подумал, что существо, наверное, глупое, раз из него так просто вытянуть бабосы. Тут же возникло желание продолжить перспективное знакомство.

Алиса Розана Васильевича узнала. Трудно было не запомнить столь нетривиальную фигуру.

— Й-извините, — сказала она. — Я тогда не спросила, было как-то неловко… А какие всё-таки у вас генные библиотеки?

— Мы задерживаемся, — громко и немножко нервно сказал кот.

— Только не из-за меня! — Розан Васильевич замахал всеми трубками, как бы показывая, что он и в мыслях не имел кого-то задержать. — Хотя… мне ведь, честно говоря, всё равно, куда идти. Могу прогуляться с вами, если вы не против общества… Кстати, а как милую барышню зовут? — он выпростал из пупка глаз и выразительно посмотрел на кота, давая понять, что спрашивает он именно у него.

Базу это польстило: он понял, что его приняли за владельца или партнёра милой барышни. Алиса, правда, это поняла тоже — и это её почему-то задело.

— Алиса Зюсс, — представилась она первой и даже выдавила из себя что-то вроде вежливой улыбки. Осторожно наступила на ногу. Боль показалась ей терпимой.

— Я хромаю, поэтому иду медленно, — предупредила она. — Но если вы не торопитесь — давайте немного пройдёмся.

— Как скажете, — галантно сказал крокозитроп, кинул ещё один оценивающий взгляд на База и как-то очень деликатно вписался слева от пары, не прикасаясь к Алисе, но держась достаточно близко.

Бамбук решил, что лох с деньгами повёлся на лису — а значит, и впрямь его можно на что-нибудь развести. Он затолпился возле крокозитропа, заходя то так, то сяк и пытаясь как-то притереться и начать разговорчик за свой интерес.

Крокозитроп, казалось, не замечал этих манёвров. Он устремил всё внимание на Алису, с которой — отмямлив что-то насчёт генных библиотек — заговорил о музыке.

— Никак не могу решиться, — разглагольствовал Розан Васильевич, потихоньку перемещаясь в сторону обочины и увлекая остальных, — Хочу попробовать силы в крупной форме. Оперу, например, написать. Хотя сразу оперу — трудно. Думаю начать с сонаты, например…

Коту всё это было не по душе. И из-за Алисы, и вообще. Например, его беспокоило то, что они сошли с дороги и зачем-то идут по обочине, рядом с кустарником. Особо напрягало то, что крокозитроп всё время прижимал к кустикам Алису. Решив, что паранойи много не бывает, он решительно втиснулся между ней и кустами. Розан Васильевич легко подвинулся и сделал вид, что котового манёвра не заметил. Говорить он при этом не прекращал.

— Были, были у меня находочки, — пел он Алисе в ушко, как бы невзначай кладя ей на плечо синюю трубку-щупальце. — Вот послушайте, например… — он поднял трубку и выдудел ею какое-то «ля — ля — фа», подразукрашенное в конце триольками. — Неплохо, да?

— Я в музыке не очень разбираюсь, — призналась лиса. — Я заветное больше слушаю. «Наутилус» особенно.

— О, «Наутилус»! А-дам-де-лон не пьёт одеколон! — пропел крокозитроп, подыгрывая своими разноцветными трубками.

— Алан, — поправила лиса. Но было видно, что ей приятно.

Кот злобно фыркнул.

Зато Буратине всё нравилось. Он простодушно спросил крокозитропа, чем он ещё может дудеть — и способен ли он, в частности, свиснуть себе в хрен или в дупло. Розан Васильевич совсем не обиделся, а объяснил, что у него и так целый оркестр на плечах — и тут же эмулировал валторну.

Баз почувствовал, что начинает злиться уже всерьёз. И на прилипчивого попутчика, и на Буратину, и даже на Алису. Буквально десять минут назад лиса чуть не умирала у него на плече и говорила исключительно о долге — а тут она любезничает непонятно с кем и треплется о пустяках.

— Нам пора, — сказал он громко. — Всего наилучшего.

Алиса вздрогнула, будто её толкнули. Крокозитроп уронил свои дудочки на плечи. Некоторые грустно пискнули.

— Ну что ж, — сказал он. — Приятно было познакомиться. Ну тогда уж на прощание… Вы любите ли Вагнера? — это было сказано обеими ротощелями, что придало вопросу особенную настоятельность.

Все переглянулись, после чего кот сообщил, что не знает, кто это такой и в каких кругах известен.

— Напрасно, — сказал крокозитроп. — Замечательный композитор. Только у него обычно очень много нот. Хотя истинный гений всегда краток, даже когда длинноват. У Вагнера все важные вещи тоже краткие. Например, тристан-аккорд. Малый септаккорд из вступления к «Тристану и Изольде», где играет роль лейтгармонии… Послушайте.

И, задрав к небу сразу четыре трубы, крокозитроп громко и торжественно выдудел «фа — си — ре-диез — соль-диез».

— Вот, — заявил он с важностью. — Вагнер намеренно оставил его без разрешения. Слышите недосказанность? Томление? — он выкатил на кота глаз.

Кот, к удивлению своему, и впрямь испытал нечто подобное: ему стало пусто, томительно, сосуще-скверно. Более того, и окружающий мир потемнел и дрогнул.