Золото твоих глаз, небо её кудрей

Перепетую, однако, стоило чем-нибудь занять. Мышка была слегка недоняшена и оттого слишком активна.

— Перепетуя миленькая разбери мне гривку, — шёпотом сказала Ева. Мышка радостно прыгнула поняше на холку и начала — в который уж раз — расчёсывать крохотными пальчиками рыжие прядки, укладывая их рядком.

Разборка гривы поняшу расслабила. Она легла поудобнее, привычно подвернула под себя правую переднюю ногу, закрыла глаза и погрузилась в полудрёму.

Как обычно, перед глазами поползли какие-то причудливые тени. Присмотревшись, Евва без удивления узнала в них элементы тесла-решётки. Рабочие зубцы как-то странно закручивались, образуя нечто вроде вогнутой спирали. Ева прикинула разность потенциалов между зубцами. Вроде бы получалось, что для сферической конструкции при постоянной вязкости тока напряжение на выходном мостике должно расти примерно пропорционально расстоянию до фокуса и каким-то образом зависеть от ширины основания зубца. Если принять тесла-компоненту за пи ро эпсилон-квадрат-гамма и считать поверхностную плотность заряда на зубце бесконечно малой, то можно поднимать вольтаж просто добавочными витками… хотя нет, пойдёт обратная наводка… А что, если сделать решётку гиперболической? Что там у нас с вектором Пойтинга через площадь сечения?

— Фрида, — распорядилась Ева, слегка сжимая бедро. — Запоминай: новое изобретение, гиперболическая решётка, узкий волновой фронт, три де пи ро на эффективную площадь…

Мышка протестующе заверещала. Она умела запоминать и записывать, но в рамках своего словаря. Эти слова ей были незнакомы.

— Мелкая дрянь! — внезапно разозлилась Ева, которой стало жалко хорошей идеи. — Ко мне!

Фрида Марковна выпрыгнула из кармашка и со всех ног побежала к лицу Евы.

Поняша уставилась на мышь и зашептала:

— Ты огорчила меня, плохая мышка, ты меня огорчила… огорчила… ты не умеешь делать, что нужно… ты не нужна такая…

Мышка съёжилась и затряслась. От маленького тельца запахло ужасом и стыдом. На чёрной полоске хребта заблестели седые волоски.

Внезапно Еве стало неловко. Убивать мышь — хорошую, годную мышь, за которую уплачено полновесными соверенами — внезапно показалось ей плохой идеей. Однако наказать её за бестолковость очень хотелось.

Поняша прихватила Фриду Марковну зубами за шкирку и швырнула куда-то за спину. Стало немного легче.

— Милостивая сударыня, прибыли, — проскрипел откуда-то сверху голос кучера — старой ливрейной крысы.

Дверца кареты со скрипом распахнулась. Ева увидела сначала кусочек неба, потом нависающую стену дворца, облицованную порфиром, потом двор, множество экипажей, перекошенную морду першерона с забитым в рот кляпом, и наконец — красную бархатную дорожку, по которой важно шествовал некий благообразный господин с огромными ушами и хоботом. За ним семенил мелкий шнырь, напоминающий тощего пса с кошачьей мордой, с барсеткой в зубах.

Пока Ева выбиралась из кареты, хоботливый господин дошёл до высоких дверей. Левая створка приоткрылась, оттуда высунулась голова стервятника на длинной, беспёрой шее и что-то тихо спросила.

— Я Лев Тененбойм! — очень громко отрекомендовался господин. — Я официальный гость! Гепа, где эта скобейдая бумажка?! — шнырь угодливо присел на задние и принялся рыться в барсетке.

Тут сердце Евы остановилось: ей вдруг показалось, что она забыла приглашение.

— Перепетуя, карточку! — прерывающимся голосом приказала она.

Мышка радостно пискнула и достала бумажный прямоугольник. Ева немного успокоилась и ступила на красную дорожку без дрожи в коленках.

К удивлению, страж-стервятник пропустил её без вопросов. Стеклянные двери раздвинулись и сомкнулись, и она очутилась в большом, вытянутом, как пенал, помещении, забитом разнообразными существами. Покрутив головой, Писториус поняла, что это раздевалка: длинные ряды блестящих кронштейнов, поручней, свисающих с потолка вешалок для одежд. По ним прыгали ловкие мартышки, нагружённые шмотками, с номерками в зубах. Пахло парфюмами, перьями и потом. Еву тут же пихнули в бок, потом она сама наступила на перепонку какому-то пингвину — тот зашипел совершенно по-змеиному. Потом какой-то вуглускр-кротопёздр преклонных лет, с достоинством лязгающий орденами, медалями и вставными зубами, попытался лизнуть ей задницу. Ева с трудом сдержалась, чтобы не заехать старому похабнику копытом по наградам.

В конце концов она пробилась к широкой мраморной лестнице, ведущей наверх. Оттуда шёл свет и доносились звуки музыки — непривычные, играюще-лёгкие.

Она устремилась было к этому свету, но тут чья-то конечность опустилась ей на холку. Движение было очень быстрым — так что Ева в испуге оглянулась. И увидела лицо рептилии: жёлтая кожа с чёрным узором, живые шевелящиеся ноздри и улыбающаяся пасть, полная острых треугольных зубов. Их было как-то многовато, этих зубов.

Глаза существа закрывали тёмные очки.

— Здоровья и добра, — сказало существо. — Я Лэсси Рерих, черепаха. Доверенное лицо господина Пендельшванца. Вы — наша особая гостья. Вас ждут в губернаторской ложе. Идёмте.