Конечно, он мог бы уработать и самого Розана Васильевича. Однако кот не видел в том перспективы. В случае затопления подлодки он погибнет в числе первых, вместе с лисой. В противном случае его ждал рыбонский суд. В гуманность или хотя бы справедливость какового кот не верил ну вот ни на эстолько. Зато бегство давало шансы.
С Алисой они столкнулись в коридоре: лиса, держа в зубах контейнер с лекарствами, бежала к крокозитропу.
Почему к нему, спросите вы? Некуда ей было больше бежать, не-ку-да.
22.27
Борьбу за живучесть субмарина проигрывала — медленно, но неуклонно.
Старший боцман застопорил винты, чтобы остановить погружение ходом, и попытался вывести лодку в надводное положение. Для чего отдал распоряжение об экстренной продувке ЦГБ. Тут выяснилось, что группа нагнетающих насосов заблокировалась из-за КЗ на распределительном щите. Боцман приказал произвести экстренную продувку через систему высокого давления. Продувка по какой-то причине не включилась. Почему не были использованы генераторы пороховых газов, сказать затруднительно. Но, вероятнее всего, потому, что старший боцман к тому моменту уже лежал на полу с маленькой, едва заметной дырочкой в основании шеи. А все остальные как-то растерялись.
22.20
Буратино больше не мог орать. Во-первых, отказали голосовые связки. Во-вторых, на его вопли никто не обратил ни малейшего внимания.
В кладовке всё так же плавал дым, но дышать было ещё как-то можно. Бамбук почему-то подумал, что напрасно он пренебрегал табачным курением: была бы хоть привычка.
Так или иначе, нужно было что-то делать. Притом — немедленно.
Выход он увидел только один. Очень неприятный.
Буратино лёг на пол, подтянул к себе поближе прикованную ногу. На всякий случай ещё раз подёргал цепь. Та привычно зазвенела и привычно не поддалась.
Бамбук немного подумал — не откусить ли часть стопы, чтобы уцелела хотя бы пятка. Решил, что это будет дольше и больнее: в стопе много мелких косточек и нервов, а тут нужно перегрызть всего одну большую кость.
Он зажмурился и вонзил зубы в лодыжку.
Боль была такой, что аж горло перехватило. Зато открылась заветная щёлочка в голове.
22.22
Нетрудно догадаться, зачем Розан Васильевич направил вундервафлю на осьминогов. Уничтожение бригады спектроидов надолго настроило бы их против Шестого Флота.
Однако провокация не удалась. Ровно через минуту после смерти Двухметрова в пультовую вбежал штатный сменщик-дублёр, тоже грамотный боец. Увидев мёртвого Дрю и отметки движущейся вундервафли на экране, он решил, что на борту действует агентура противника, а вафля запущена с какими-то нехорошими целями.
Поэтому он первым делом кинулся к пульту и отдал вундервафле команду на самоуничтожение.
22.28
— Аоуоаоуооуооуоооуоооо! Бобобобооооооо!!! — ударило в голову Базилио, так что он чуть не споткнулся на бегу. Алиса тявкнула и сжала виски руками. Крокозитроп — весь такой целеустремлённый, с вытаращенным глазом — как будто ударился о каменную стену.
Кот завертелся, ища источник этого безмолвного, кошмарного вопля. Перед ним оказалась какая-то дверь. Он рванул её на себя, хлипкая защёлка не выдержала, кот ввалился внутрь — и оказался нос к носу с Буратино, лежащим на полу в странной позе, с цепью, тянущейся к лодыжке.
Вой прекратился, будто и не было его. Деревяшкин смотрел на кота, не узнавая. Рот его был кровав, глаза пусто блестели. Впрочем, секунды за полторы в них появился смысл, а затем и мольба. Бамбуку ужжжжасно хотелось, чтобы его вытащили отсюда.
Думать-гадать времени не было. Базилио натянул цепь и перебил звено несколькими импульсами пикосекундника.
Бамбук, почуяв волю, радостно завопил «яюшки!» и, оттолкнув кота, вырвался в коридор, хромая и гремя обрывком цепи. Тут он увидел Алису и крокозитропа, смотревших на бамбука с оторопелым недоумением.
Розана Васильевича Буратино узнал сразу. Ему тут же захотелось оторвать крокозитропу глаз — а потом сразу вонзить ему нос в поддыхало.
Вместо этого он скорчил умильную рожицу и почтительно поклонился. Всем своим видом как бы говоря, что он умненький, благоразумненький и полезненький для любых услуг.
22.22
Трудно представить себе зрелище более величественное и прекрасное, нежели самоуничтожение вундервафли. Ибо вся содержащаяся в ней энергия преобразуется в свет.
В море будто солнце взошло — огненно-красное, потом жёлтое, потом белое, потом в обратной последовательности. Каждая капля воды, каждый камушек на дне, каждая прячущаяся меж ними мелкая морская задрота — всё засияло, заиграло, будто сама Дочка-Матушка всякую вещичечку в самую ёйную тютельку поцелуценьки. Ах какие ж это были красотусечки, ну вот просто прям ни в сказке сказать, ни пером описать!
Ну так мы и пытаться не будем.
22.18