Золото твоих глаз, небо её кудрей

— Но, в общем, я потеряла часть мозга, зато набралась ума, — закончила черепаха. — Я поняла, что эти ж-ж-ж меня обманули. Как и всех остальных. Хотя на самом деле, конечно, не в них дело. Ж-ж-ж умеют всех дурить и залезать в чужие головы, но сами по себе они ничтожны. Кто-то за ними стоит. И это не гав'виали, эти бы не стали разводить такие сложности… раньше я много об этом думала… а теперь даже не знаю… хотя в «Протоколах» есть намёки^{506}… и в «Книге Кагала»… даже у Лютера тоже что-то такое было… — черепаха погрузилась в размышления и замолчала.

«Совсем старая свихнулась» — подумал Буратина.

— В общем, — закончила черепаха, — я приняла свои меры. Никакие ж-ж-ж во мне больше не заведутся. Я вырабатываю антисемитические иммуноглобулины, убивающие их ещё на подходе к слизистым… Ну что, интересно?

— Как-то не очень, — признал бамбук. — Давно это было. И нас не касается,

— Ну да, это всё too old, как говорят педведы, — согласилась черепаха. — Но я тоже too old. Я видела, как работает тентура. Ты про тентуру-то хоть знаешь? Впрочем, неважно. Назовём это судьбой. Так вот, судьба — злая девка. Она всё всегда расставляет по местам. И со всех взыскивает. Рано или поздно. И с нас тоже взыщет. Как именно — ты сам сказал. Маналула и стерилизация.

Тут Буратина уже не выдержал.

— Ну даже если это всё правда — нас-то за что? — набычился он. — Триста лет прошло! Мы-то тут при чём? И кто нам предъявит?

— Мы потомки своих предков, мы пользуемся их наследием. Кто получает наследство, тот получает и долги, — сказала черепаха. — А насчёт кто предъявит… Думаю, те же самые, кто нас на всё это подбил.

— Жы-жы-жы, что ли? — на всякий случай переспросил бамбук.

— Бери выше… Но будем надеяться, что это случится не завтра. Ты как, отогрелся?

— Мне бы ещё покушать чего-нибудь, — попросил бамбук.

— На берегу покушаешь чего-нибудь, — отрезала черепаха. — В наших краях тебе оставаться нежелательно. У меня в дежурке ты в безопасности, они сюда не суются. Но держать тебя здесь всё время я не могу. А у Аркадия Рудольфовича остались друзья и родственники. Они могут нанести тебе визит. То есть в тебя визит.

Бамбука передёрнуло.

— Но я обещала помочь, — закончила черепаха. — И помогу. Заодно и решу одну проблемку. Видишь ли, я кое-что должна этому твоему Карабасу. Он нанял меня сделать одну работу. Я её сделала. А вот забирать готовое он прислал одного хомосапого, которого я терпеть не могу. По личным причинам. К тому же я в тот момент я была в обычном состоянии. То есть не в форме. Ну ты видел. В общем, наговорили мы друг другу лишнего. Потом он заявился второй раз, уже с угрозами. И я назло ему поклялась, что никогда не отдам ключик ни ему, ни Карабасу… в общем, глупость ляпнула. Теперь-то я понимаю, что никакой это не Аркан Шем Тарот^{507}… Да и Карабас, хоть и жы, но всё-таки не жы-жы-жы… и заплатил он мне прилично… Короче, неудобно получилось. Но клятву я взять назад не могу. Я своё слово держу.

«Понты дешёвые» — подумал бамбук, но промолчал.

— Так вот, — продолжила Тортилла. — Я хочу попросить тебя о небольшой любезности. Встретиться к Карабасом и передать ему эту вещь.

— Где я и где Карабас, — уныло сказал бамбук.

Ему вдруг очень-очень захотелось оказаться в местах родных и привычных. Например, в каморке папы Карло — там, где висела голограмма. Всё-таки это был его дом. А ещё лучше — в весёлой компании карабасовых друзей. И тогда, в обществе Пьеро и Арлекина, нажраться до соплей, а когда срубит — надышаться «моментом»… Вот это была бы самая зупа.

— Доставить тебя по адресу — это мы можем, — протянула черепаха. — Где он сейчас?

— Карабас? В Директории, наверное, — сказал деревяшкин.

— Далековато. И путь опасный. Может, дать тебе боевую амфибию? Ты когда-нибудь ездил на боевой амфибии?

— Не-а, — сказал Буратина. — Я вообще на рыбе не ездил^{508}.

Мысль ездить на рыбе показалась ему забавной, и он тихо хихикнул.

— Как же тебя транспортировать-то… — задумалась Тортилла. — А, пожалуй, утят попрошу. Они ко мне хорошо относятся^{509}.

— К-кы-кы-к-кого? — Буратину почему-то заклинило на этом к-к-к. Опять стало смешно.

— Есть такие… Как бы тебе объяснить… В общем, живут они здесь у меня, — закруглила черепаха.

— Ту — ту… туалетные, что ли? — уточнил бамбук. Туалетных утят он помнил по вольерам.

— Типун тебе на язык… Я хотела сказать — они не в этом смысле утята. И даже не в том. Хотя это всё неважно. Я слыхала, что они нового аннулипалпа выкормили. Ну, вот его и попрошу. Полетишь на аннулипалпе… Что с тобой?

— Утята… хи-хи… утята… ути-пути… — Буратина дрыгал ножками от внезапно накатившего смеха. — Хи-хи-хи-хи… туа… туа… лет… — он, наверное, хотел сказать «туалетные», но смех душил. — Ану… липал… анал… прилипал… гыыыы… гыыыы…

— Отходняк пошёл, — вздохнула Тортилла. — Хрен с тобой, дубина стоеросовая^{510}. Проспишься — поговорим.

Она отключила динамики в дежурке, подняла голову к луне и оглушительно свистнула — сложно, переливчато.