- Моя жена - самый рациональный человек, которого я когда-либо знал. Не многие женщины смогли бы справиться с испытанием, через которое она прошла в прошлом году, похищенная имперским убийцей, который использовал ее как приманку, чтобы заманить меня на убийство. Он на мгновение ослабил бдительность, и она вонзила нож ему в язык, защищая нашего нерожденного ребенка. Она, кажется, тоже ни на минуту не теряла сна из-за этого вопроса. Но не имеет значения, говорит ли мой отец со мной из подземного мира или просто отсюда, — он постучал себя по затылку, — я должен сделать, как он велит, и найти людей, которые убили мою семью. Только когда они остынут в земле, я обрету покой, которого так жажду.’ Он поднял взгляд и пристально посмотрел на трибуна. - Итак, расскажи мне, если сможешь, Люциус, и как можно подробнее, что именно этот следователь рассказал твоему отцу и его коллегам о смерти моего отца.’ Сигилис пошевелился в своем кресле, потянулся за кубком и наполнил его вином.
- В том, что он нам рассказал, было много такого, что вас может встревожить, но одно имя было вплетено во всю эту печальную историю. Похоже, что есть группа людей, которые выполняют приказы императора, или, возможно, точнее, человека, стоящего за его троном, префекта претории Перенниса. Когда нужны люди без совести или угрызений совести, эти люди выходят вперед, не задумываясь о последствиях своих действий. Они выполняют грязную работу, требующую пролития невинной крови, преследуя имперские цели, и если знатная семья исчезает из города, как будто ее вычеркнули из самой жизни, они обычно оказываются в центре событий. Он назвал их не по отдельности, а по их коллективному имени, от которого у мужчин, слушавших в ту ночь в доме моего отца, пробежала дрожь страха. Он называл их “Ножами императора”.
‘Внимание-избегай! Собравшиеся офицеры напряглись, когда два легата вошли в комнату, без колебаний повинуясь отрывистой команде первого копья легиона.
- Он страшный старый ублюдок, этот Секундус. Скавр слегка кивнул в ответ на невнятный комментарий Юлия, отвечая столь же приглушенно.
- Да, он из старой школы, приверженец времен республики.
Старший центурион-ветеран, по-видимому, был хорошо известен своим злобным нравом, когда его инструкции не выполнялись мгновенно и в точности, и не гнушался публично обругать заблудшего трибуна в самых зажигательных выражениях без какого-либо видимого уважения к социальному статусу. Каттаний поделился с этими двумя мужчинами историей, пока они ждали начала командного совещания, результатом которого стал его рассказ о том, как этот человек всего лишь накануне яростно избил заблудшего младшего трибуна за ту или иную ошибку. Он огляделся по сторонам, чтобы убедиться, что их никто не подслушивает, прежде чем продолжить пересказывать слова центуриона.
- Все, что сказал Секундус, было следующее: “Тринадцатый легион - лучший гребаный легион в империи, юный сэр. Мы потомки людей, которых Божественный Юлий Цезарь использовал для завоевания мира, и с тех знаменитых дней Тринадцатым войском командовали настоящие солдаты, начиная с легата. И если вам не удается вести себя как настоящему солдату, тогда вы, юный сэр, можете сразу же отваливать!” Я не думаю, что его отец предупреждал молодого человека, о котором идет речь, о подобном обращении, когда записывал мальчика! Под пристальным взглядом центуриона-ветерана офицеры вытянулись по стойке смирно, в то время как два легата заняли свои места у стола с картой. Альбинус огляделся вокруг со слегка смущенной улыбкой, в то время как выражение лица его коллеги Гая Песценния Нигера было в целом более суровым.
- Очень хорошо, господа, расслабьтесь и соберитесь вокруг карты, если хотите. Собравшиеся офицеры подчинились приказу Нигера, сгрудившись вокруг тщательно сконструированного картографического стола, пока он ждал, пока они рассядутся по местам. Юлий опустил взгляд на гипсовую копию ландшафта, на котором предстояло вести кампанию против сарматов. Одолжи мне, пожалуйста, свою виноградную палку, Первое копье. Секундус отдал свой служебный значок своему легату, выражение его лица свидетельствовало о его недовольстве тем, что ему пришлось позволить своему командиру свободно распоряжаться его самым ценным имуществом. Не обращая внимания на укоризненный взгляд центуриона, Нигер оглядел круг мужчин с поднятой палкой, пока не убедился, что полностью завладел вниманием каждого.