Геля, робко оглаживая ладонью повлажневшее Таль-
кино плечо, зашептал что-то глупое, потянулся к про
хладной коже детскими простуженными губами, боясь
коснуться ее рта, и словно посторонним слухом уловил
ее тихие непонятные слова. Талька шептала что-то хо
рошее, и ее литые титешки под намокшим сарафанчи
ком оттопырились и потянулись к Гелькиной распах
нутой груди.
Но это было лишь мгновение, потому что Талька
по-женски уловила опасность в этой душевной близо
сти, отпрянула от парня, подхватила его ладонь и ныр
нула в грозовой дождь, как ныряют в знакомую реч
ку. Дождь стегал их по губам, по глазам, а они цело
вались сквозь скользящую воду, но уже по-детски, не
испытывая томящего душу нетерпения.
Они расстались лишь на час, только чтобы пере
одеться и встретиться уже на садовом пятачке. Талька
махнула прощально рукой, но глаза ее показались Ге
ле незнакомыми и холодными, как тогда, близ клад
бища, и опять неясная грусть посетила сердце и еще
жила недолго в нем, пока парень бежал к дому.
А потом как-то само собой вышло, что, оттягивая
радость встречи, он зашел к новой свояченице, где до
гуливали свадьбу, поздравил молодых и незаметно для
себя очутился за взбаламученным пьяным столом. Тут
Гелю стали усиленно потчевать брагой, а она была
светлая, как дождевая вода, и лишь едва уловимый
желтый электрический отсвет падал на граненые стен
ки стакана; она была пряной, как морошечный сок, и
прохладной, как погребной квас, — ну как тут было не
разговеться? Геля выпил четыре стакана один за дру
гим, посматривая на часы: ему хотелось появиться на
площадке неожиданно, но уже хмель незаметно завла
дел им, и даже какое-то время Геля чувствовал леность
162
столом. Но, вспомнив Талькины поцелуи, словно бы
вновь ощутив их на своих губах, он встал и, заглушая
хмель, чуть пошатываясь, вышел на влажную, промы
тую дождем улицу.
В саду было знобко, деревья впитали в себя дожде
вую сырость — запаслись на случай жары — и сейчас
набухли влагой, с глянцевых листьев часто и тяжело
капало на смородиновые кусты, и по всему городскому
саду пахло сладко и грустно. Частые парочки, захва-
тившись в охапку, скользили на глинистых тропинках,
гармошка сочилась сквозь прорезь черемухи, парни
толпились у деревянных перил пятачка, ненасытно смо
ля папироски.
Геля вышел на свет и неожиданно среди танцующих
увидел Тальку. Ее голова утопала на широкой распах*
нутой груди Шурки Калинина, парень улыбался и, не
уклюже переставляя ноги, клонил к девчонке свою цыга
нистую крупную голову в мелких угольных завитках,
широкие красные ладони небрежно и сильно лежали
на Талькиных плечах. Геля неожиданно растерялся, не
зная, как поступить, замялся у входа и, скрывая обиду,
сразу же отвернулся, будто бы не заметил Тальку.
Вальс кончился, и она с загадочной улыбкой на
круглых губах прошла мимо Гельки, шепнула, коснув
шись плеча: «Пристал, охламон, отвязаться не могу»,—
но тут начался новый танец, и Талька снова не отка
залась от Шуркиного приглашения, глаза ее наполни
лись живым любопытным блеском, и девчонка часто
и коротко смеялась, порой оборачиваясь к Геле.
Ее радость больно отзывалась в его груди, захоте
лось оборвать музыку и драться с нахальным горбоно
сым Шуркой. И Геля действительно пошел наискосок,
мешая танцующим, и дернул Шурку за короткий рукав.
Талька растерянно отвернулась, а Шурка трезво и ко
ротко сказал: «Чего тебе, по соплям захотелось? Сей
час получишь!» Геля молча пнул Шурку ниже поясни
цы и в тот же миг почувствовал, как неумолимая сила
влечет его со ступенек, по отсыревшей сочной траве
меж кустов, затрещал воротник новой полотняной ру
башки, лопнула левая штанина, и больно заныло ко
лено, распоротое черемуховым суком. Геля цеплялся
за Шуркины толстые запястья, еще пытаясь оторвать
6*
163
же бить не стал, а лишь поставил к смородиновому
кусту и коротко и несильно толкнул. «Если зубы лиш
ние, то пересчитаю», — сказал только и ушел, оставив
Гелю в высокой загрубелой траве.
Геля лежал в ней, словно в озере, рубашка намок
ла, холодный озноб охватил тело; падая с черемуховых
сизых листьев, звонко дончала капель. Геле стало труд
но дышать, пекло в горле и чудилось, что он сейчас
кончится здесь и никто не найдет его. Этой мысли он
испугался неимоверно и, цепляясь за скользкие корне
вища, выполз на глинистую тропу. Сквозь вязкое со
знание, как сквозь стену, услышал музыку, чей-то воз
бужденный смех и разгоряченные крики. Геля попытал
ся встать, скрежеща зубами, но злая торжествующая
сила опрокинула его на землю. Он еще ощущал, когда
прояснилось сознание, что его тащат по мосткам две
девчонки-соседки и ноги его, почему-то босые, тянутся
по деревянным плахам и цепляются за каждый выступ,
как ноги покойника. На себя Геля смотрел будто со
стороны, словно на другого человека с его обличьем, и
этот, другой, вдруг начал плакать и жаловаться девчон
кам: «Я ее люблю, а она меня нет. Я люблю ее, вы
слышите?!»
...И вот через тринадцать лет после того позора он
встретил Тальку снова. Раньше как-то все не удавалось