Золотое дно

— Чего тебе, Узбекова? Мне сейчас некогда! Речь готовлю.

— Под балконом у Тани собираешься произносить?

— Какая еще Таня? А!.. Даже не знаю, где она живет!

— Допустим. Но кто-то об этом очень пожалеет.

— Да что ты все о ней! — воскликнул несчастный Хрустов. — Я ее забыл, как имена тетенек в детском саду!

— Уж и забыл.

— Да-с! Могу сейчас думать только о государственных делах. Тут, понимаешь, плотина закупорена, Зинтат вот-вот перельется… умные люди ночей не спят… сам Григорий Иванович приехал… а ты со своими подозрениями. Тут мы, понимаете ли, срочно возводим бетонную защиту… а ты со своими сугубо женскими интересами! Не узнаю, Мария! — Он уже заметил, что его слушают, давясь от смеха, друзья. — Где твоя принципиальность, комсомольская серьезность?! Ты бы лучше на вокзале людей для ГЭС привлекала ночью своей наружностью.

— Врешь ты все, — упрямо буркнула Маша после паузы.

Хрустов сцепил пальцы на груди, затрещал пальцами, лицо его исказилось:

— Да погоди же! Я речь, речь готовлю! Сейчас буду впервые обращаться к своей бригаде… — Он забормотал, отворачиваясь. Но не выдержал. — Да и не Таня это вовсе! Я чувствую печенкой! Их было, если хочешь, две, две девочки-двойняшки. Та, которую я любил, — увы — умерла! превратилась в травы, в радуги… А эта — приехала, решила довести дело до конца… за того парня… за эту девушку… Они же иначе не могут, кисейные барышни, начитавшиеся книг! Это мы с тобой понимаем, плохие… — Хрустов, воровато оглянувшись, слегка обнял Машу. — Нет ничего выше вот этой твоей пуговицы на горле — ни звезд нету, ни луны! Бред, дешевая выдумка! И нет ничего более вечного, чем наши минутные свидания под этими оранжевыми звездами электросварки!.. Ну, мне некогда.

Новички, в ватниках и бушлатах, уже собирались около чугунной лапы крана — КБГС-1000, возле жестяного квадрата, на котором красной краской нарисаны череп, кости и молния. Хрустов, глядя на прибывших издали, морщась, бормотал:

— Дорогие товарищи… нет, не так… братья и сестры!

— Я все могу, — с угрозой буркнула Маша. — У меня тоже, как у Нинки, бабушка староверка.

— Не надо религии! — быстро отозвался Хрустов.

— Я все сделаю, что ты захочешь от меня.

— Не я — родина захочет! — Хрустов уже дерзил, поймав на себе взгляд какой-то новоприбывшей девицы.

— А сам с Танькой ночь провел… — бубнила Маша.

— Если бы один!

— Ну ты вообще! — от возмущения комсомолка Маша не нашла слов. — Ну ты вообще!

— Да. Именно. А ходит в иностранном — и не подумаешь…

— Что ты — что ты. — Тут Маша презрительно согласилась. — Что ты — что ты.

— Я от скуки позвал! — туманно пояснил Хрустов, приблизясь к ней, шепотом. — И пожалуйста! Мир потерял чувство юмора! Может, еще и Софи Лорен кинуть телеграмму?!

— Да-а… — не поняла Маша, завздыхала. — Красивая она… как артистка…

Хрустов мучительно смотрел на нее, на ее рябинки возле носа, на широкие мужские плечи. И не выдержал — схватил за локти:

— Она?! Ты красивая, ты! Ты — лебедь! Ты — солнце! Ты — фея! — Сам засмеялся. — Ты ангел! Архангел чистой красоты!.. А сейчас… мне некогда. Вон мои орлы! — И бравым шагом он двинулся к новичкам, мельком глянув на Серегу, Алексея, Леху и Бориса, которые остались с ночной смены, чтобы поддержать Хрустова.

Всего здесь столпилось десятка полтора незнакомых лиц. Над Зинтатом плыл белый туман, клубился желтый дым солярки, над сопками прорезывалось что-то багровое, не сильнее автомобильной фары. Хрустова бил озноб. Он словно ненужные ему очки надел — старался не фокусировать взгляд… а ведь вот она, Татьяна Телегина, стоя в трех-четырех шагах, пристально смотрит на обманщика. А слева… почему тоже кто-то уставился — как на Брежнева?! Некая малышка с круглым личиком, в грузной ватной фуфайке, в шапке-ушанке по самые брови, губки вытянула, словно сама себе что-то бурчит. «Боже, да это же Маринка из нашей школы! Ее колдуньей за тихую невнятную речь называли. Вот дуреха! Нет, нет, я ее не приглашал! Но раз уж приехала, здесь женихов много, а я лично занят производством!»

— Здравствуйте, мои трудовые товарищи! — Хрустов вскинул от растерянности левую руку, а потом — правую. — Итак, вы моя бригада! Даже не вся, а часть ее… Но как льва по одному коготку видно, так дух моей бригады виден по одной этой горстке людей! Посмотрите друг на друга! Не стесняйтесь! Посмотрите на ваши чеканные профили, выдубленные солнцем и морозом!..

Парни и девицы растерянно переглянулись, кто-то засмеялся. (А вот сегодня мне за эти слова не стыдно!!! — Л.Х.)

Хрустов понимал, что говорит что-то не то, ему, конечно, мешала Узбекова, и он впал некую театральность, но отступать было некогда, он еще более взвинтился, побледнел, заорал на утреннем морозце в упоении: