Золотое кольцо Галактики

У двери с литерой 122-А, где находится солевая сауна, разворачивается маленькая межрасовая война. Рыдает, отчаянно хлопая горловым мешком, шинадец-подросток, баюкая в руках свой хвост, бросаются на врага его родители, насыщенно-теракоторые бесхвостные шинадцы. В глухой обороне стоит у стены возвышающаяся надо всеми надорианка, однако и она вот-вот сорвется, судя по поднявшемуся дыбом гребню на голове, который обычно плотно прижат к черепу.

– Господа, – обращаюсь к рептилоидам, которые едва ли обращают внимания на невысокую представительницу гоминид. – Уверена, мы разрешим все противоречия мирным путем.

Однако уверенный голос и форменный комбинезон все же оказывают влияние. Во всяком случае, шипят теперь не только друг на друга, но еще и на меня.

Суть конфликта сводилась к тому, что надорианка то ли случайно, то ли специально наступила на хвост мальку-шинадцу, еще не прошедшему первую линьку, а его родители решили, что на сохранность драгоценного дитятки коварно покусились. А зная дурной нрав надорианок, я даже готова с ними согласиться… Но не имею права.

– Если есть основания полагать, что пассажир получил повреждения, необходимо обратиться в медпункт, – я все еще пытаюсь воззвать к здравому смыслу. Стараюсь удержать профессионально невозмутимую маску на лице, даже копирую манеру поведения и интонации отца, которые он использовал на работе. Обычно помогает, но с этими рептилоидами вечно все идет наперекосяк!

Услышав про медпункт, ребенок зарыдал еще горше, его мать, реагируя на эмоции чада, заверещала и бросилась на надорианку… А та наглядно показала, почему в силовые структуры охотно брали мужчин с Надории, и категорически не брали их же самок.

Словно зачарованная, я смотрю, как стремительно слетает тонкий налет цивилизации. Как стягивается в нитку зрачок, наливается цветом шипастый гребень, как трещат рукава стильной рубашки, потому что там, под переливающейся тонкой тканью – тоже шипы. Рудименты, как принято считать.

Смотрю, как серая двухметровая машина смерти, на голову выше и мощнее любого надорианина-мужчины, бросается на невысоких юрких шинадцев. Только они успевают увернуться. А я – нет.

Какой-то частью сознания успеваю подумать, что после такого если и останусь в живых, то остаток тура проведу в медблоке. Но шевельнуться не могу, парализованная ужасом маленького древнего гоминида перед голодным агрессивным хищником.

Рывок, смазанное движение… И пару судорожных вдохов спустя я понимаю, что стою у стены, уткнувшись носом в чью-то грудь, а пальцами до боли цепляюсь за чужую рубашку.

А ничего так рубашка, симпатичная. Голубенькая. И грудь под ней тоже вполне вполне себе на уровне.

Вселенная, о чем я думаю вообще?!

– Жить надоело?! – рычат на меня сверху, а я наконец нахожу в себе силы оторвать взгляд от расстегнутой верхней пуговицы рубашки и кусочка кожи за ней, и посмотреть, кто до боли сжимает мои плечи.

Лучше бы не смотрела.

Я тону в серых глазах, в накатившем чувстве дежавю. Словно так уже было. Словно в меня уже всматривались, пытаясь прочитать то, что спрятано глубоко, так глубоко, что я уже и сама об этом не знаю. Дыхание захватывает, и я замираю испуганной мышкой.

– Ты зачем вообще полезла к ним? – Лиам, главная заноза в моей филейной части в этом рейсе, еще и трясет меня, словно пытаясь повернутые набекрень мозги поставить на место.

Странное наваждение тут же развеивается.

За его спиной что-то происходит, слышатся голоса, много голосов, раздаются приказы, уже не рыдает мелкий шинадец, и я наконец прихожу в себя. И понимаю, что служба безопасности наконец отреагировала – очень вовремя, совсем чуть-чуть до смертоубийства оставалось! – и усыпила сорвавшуюся надорианку, шинадцев увели, а на меня у всех на глазах орет мой собственный подчиненный.

– Потому что это моя работа, разве нет?

Голос хриплый, совсем не начальственный. Таким на место никого не поставишь, да и не хочется сейчас. С некоторым трудом разжимаю пальцы и отталкиваю слишком много о себе возомнившего стюарда. Он отступает.

Не сразу, его сердце несколько раз бьется мне в ладонь, но отступает.

– Останавливать голыми руками бешеных рептилоидов? – Он все еще зол, а я уже достаточно в себе, чтобы почувствовать привычное при общении с ним раздражение.

– Предотвращать и разрешать конфликты, – отвечаю сухо. – Спасибо за помощь, Лиам. Но сейчас на конфликт нарываешься уже ты.

Он позволяет себе смешок, за которым столько невысказанного, что хочется врезать по этой наглой морде. И просто уходит, бросив напоследок:

– В таком случае не буду мешать вам делать вашу работу, миз менеджер. Не убейтесь до конца рейса, будьте любезны.

Если бы взглядом можно было убивать, хам уже валялся бы на полу бездыханным телом. А так я лишь разворачиваюсь к нему спиной и на все еще подрагивающих от испуга ногах иду разгребать то, что наворотили дорогие моему сердцу и кошельку клиенты.

Дорогие в буквальном смысле, потому что стрясти компенсацию я собираюсь со всех причастных по полной программе.

Папа бы мной гордился.

14

Лиам