Золотое на чёрном. Ярослав Осмомысл

А в семье попа было трое детей, только девочки - Поликсения, Миликтриса и Олимпиада. Все похожи на мать - пышнотелые и дородные, в каждом кулаке по полпуда. При гостях краснели, прыскали в ладошки, теребили толстые пшеничные косы. Самой озорной была Ксюша, Милька ей во всём подражала, но сама по себе проказить боялась; младшая же Липочка отличалась богобоязненностью и суровостью нрава. Поп учил их грамоте и Закону Божьему, а за прегрешения сильно не наказывал, справедливо считая: «Выйдя замуж, нахлебаются ещё строгостей, пусть хотя бы в девках жизнь у них будет хороша». Старшие же дочки пользовались родительским снисхождением и без разрешения убегали на посиделки с местными парнями или на купальские празднества.

А весною 1169 года провожали княжну Ирину-Верхуславу в Польшу - сговорив замуж за королевича Одона - князя познаньского и калишского - сына короля Мешко III. И княгиня Ольга пригласила на пир во дворец всё попово семейство. Собирались долго, тщательно, выбирали платья получше - скромные и чинные, но и без особого аскетизма. А отец Георгий наставлял дочерей в последний раз: пить вино, лишь разбавленное водою, и большие куски пирогов сразу не запихивать в рот. Те хоть и хихикали, но внимали.

Княжеский дворец посреди кремля на горе был увит ранними цветами, пёстрыми шёлковыми лентами, а на толстых древках трепетали именные стяги. На втором, сенном этаже находился стол Осмомысла и его приближенных; там же пировали польские вельможи, прибывшие сопровождать юную невесту. Вся в мехах и плотных материях, та потела и прела, красная и взмокшая, отдувалась тяжко. Ярослав сидел в белой горностаевой мантии, золотой диадеме и бриллиантах на каждом пальце; иногда прикладывал к правому глазу изумруд, изучая гостей.

Гости же попроще, в том числе и поповичи, разместились за тремя длинными столами во дворе. Здесь же, сбоку, услаждали слух присутствующих придворные музыканты - гусляры, сопельники (те, что дудели в дудки-сопели) и звонцы с колокольцами. У столов сновали бесчисленные слуги, то и дело меняя яства, подливая вино и настойки. Блюда пахли так аппетитно, что, наевшись досыта, трудно было не попробовать новые.

После третьего часа застолья Милька шепнула матери на ушко:

- Я хочу до ветру!

Та взглянула на неё с недовольством:

- Ничего, терпи.

- Силы больше нет! Правда! Не дурачусь.

- Ну, сходи вместе с Ксюшкой. Мне вставать неловко.

- Почему со мной? - возмутилась старшая. - Чуть чего - сразу «Ксюшка, Ксюшка»!

- Хватит стрекотать. Коли мать велела - ступай.

Девушки покинули стол и направились к боковым дверям, за которыми было отхожее место: дырки над выгребными ямами. Только заголили зады, сев бок о бок, как открылась дверь и вошёл молодой человек в дорогих одеждах. Обе подскочили будто бы ошпаренные. И узнали в нём княжича Владимира-Якова, хорошо им знакомого по болшевскому детству. Он слегка смутился:

- Ох, простите, голубушки… Отчего не закрылись? Есть вон тут крючок…

- Извини, батюшка, мой свет, не подумавши. В первый раз во дворце у князя, - покраснела Ксюша.

- Ну, мешать не стану. Я сюда случайно зашёл. Нам положено оправляться в горшки у себя в палатах, но идти было неохота. - Повернулся и вышел.

Сёстры никак не могли опомниться от досады. Выйдя на свежий воздух, княжича уже не увидели и с тяжёлым сердцем обе потащились к своим местам. Неожиданно он спустился с боковой галереи, заступил им дорогу и спросил с улыбкой:

- Девоньки, а хотите, по старой памяти, я вам покажу своих кроликов?

- Будем очень рады. Только вдруг тятенька и маменька станут беспокоиться?

- Ничего, вы вернётесь мигом. - И повёл их на задний двор, где рядами стояли клетки с многочисленными зверьками.

- Ой, какие славненькие! - восхитилась Милька. - Лапочки и киски.

- Нравятся? - обрадовался Владимир.

- Да кому ж они могут не понравиться? Он вздохнул:

- Например, Болеславе, жёнушке моей. Говорит, что это ребячество - проводить время с кроликами и псами, - «лучше бы за книжкой сидел»! Только я над книжками засыпаю. Сердце радуется только на охоте, или тут, иль во псарне.

Старшая поповна ответила:

- Ей, княжне, конечно, виднее, а по мне, так забота о тварях бессловесных - дело благородное и богоугодное.

- Как же хорошо, что ты меня понимаешь! - весь расцвёл Яков.

Милька обратилась к нему:

- Можно дать морковку этому, лопоухому?

- Сделай милость! Пожалуйста!

Весело болтали и кормили животных. Княжич доставал их из клеток, гладил, целовал. А девицы брали на руки только самых маленьких. В общем, не заметили, как прошёл целый час.

- Нам пора, нам пора, а не то родители заругают, - сразу заторопились сёстры.

- Не посмеют, коли назовёте, кто вас задержал. - И сказал на прощанье: - Приходите в гости. Я ещё собачек вам своих покажу.

- Так ведь нас не пустят. В шею выставят, если мы зайдём.

- Ну, так я за вами сам пришлю. Что, приедете?

- Будем только счастливы.

Поп и попадья изумились рассказу дочек, не поверили поначалу, но обильная кроличья шерсть, прилепившаяся к их платьям, неопровержимо свидетельствовала, что девицы не врали.